Почти 15 лет - Микита Франко

не спорить со мной за двадцать минут до начала рабочего дня?

Слава не продолжил спор. Мики, напуганный разговором на повышенных тонах, перестал сопротивляться и второпях натянул на себя вещи, надев футболку задом-наперед (перенадевал уже в коридоре). Когда они вышли за порог квартиры, Лев ушёл, не поцеловав Славу на прощание – просто забыл. Впервые забыл об этом.

Потом, когда эмоции схлынули, он много думал о раздражении, охватившим его в тот момент. Конечно, он и раньше раздражался на Славу: когда тот, дразня Льва, называл «красавчиками» других мужчин, или когда надевал рваные джинсы в тридцатиградусный мороз, или когда в десятый раз подряд заставлял смотреть с ним первый сезон «Теории большого взрыва». Но он ещё никогда не злился на Славу из-за каши, ребёнка и опоздания на работу.

«Наверное, это оно», - подумал Лев.

Вечером, вернувшись домой, он встретил Славу долгим, глубоким поцелуем (компенсация за его отсутствие утром) и сказал:

- Собирайся, у меня для тебя сюрприз.

Слава обернулся на детскую.

- А Мики?..

- Я позвонил твоей маме, она придёт через десять минут.

- Ты говорил с моей мамой? – опешил Слава.

- Да.

- А моя мама говорила с тобой? – это удивило его ещё больше.

Лев снова утвердительно кивнул.

- Она останется с ним ночевать.

- А где будем ночевать мы? – уточнил Слава, прищуриваясь.

Лев улыбнулся:

- Не здесь.

Тогда и появился дом на берегу Обского моря. В начале марта, когда сосновые леса утопали в снегу, дом выглядел как скандинавская мечта об уединенной жизни: маленький (со спальней, гостиной, кухней и чердаком), но уютный, пахнущий древесиной и свежим ремонтом. Они провели в нём одну ночь – в ту ночь, когда впервые за год родительства можно было заниматься сексом со звуком – а утром Лев сказал: - Давай его купим.

Они лежали на просторной кровати, Слава, прильнув к его плечу, вздохнул:

- Думаю, мы не можем его купить.

Недавно они купили Киа Соренто, и это был предел их возможностей. Дом на берегу, пусть и самодельного, но моря, стоил куда дороже.

- Сейчас не можем, - согласился Лев. – Но через пару лет…

Слава засмеялся:

- Доктор, вы намерены разбогатеть?

- Мне доплачивают за вредность, - в тон ему ответил Лев.

- О, хоть где-то твоя вредность пригодилась.

Лев потянулся к подушке (на той огромной кровати их было четыре штуки) и легонько хлопнул ею по Славиной голове. Тот, не оставшись в долгу, нанёс ответный удар. Они засмеялись, завязалась шуточная потасовка: Лев попытался выхватить подушку из Славиных рук, дёрнул на себя и Слава – нос к носу – упал на него сверху. Тёмно-карие глаза прошлись нежным взглядом по губам, а затем, бегло изучив лицо, встретились со взглядом Льва, и тот замер, ощутив приятную щекотку в груди. Как будто не прошло пяти лет.

- Давай сделаем всё, чтобы это сохранить, - шепотом попросил Лев.

Слава понял его, и Лев догадался: он почувствовал то же самое.

- Давай.

Через два года это стал их дом.

Они провели в нём почти семь лет – каждые выходные, каждый отпуск, каждые Микины «в гости к бабушке», каждую поездку в летний лагерь. В общем, каждый день жизни, в который можно было не помнить, что у них есть ребёнок. Они смотрели фильмы, ели мороженое, читали друг другу вслух, занимались сексом, плавали в море, гуляли по берегу, встречали закаты, встречали рассветы (потому что всё равно не спали), и чувствовали, что этот мир принадлежит только им.

В доме действовало правило: «Мы поговорим о Мики в понедельник». Неважно, какой был день недели, и неважно, приехали они на выходные или на несколько недель: пока они в доме, они не говорили о Мики. Год назад, конечно, это правило включило в себя и Ваню, но формулировка не изменилась: если кто-то один начинал обсуждать проблемы детей, второй напоминал: «Мы поговорим о Мики в понедельник».

Это был лучший дом на свете. Как будто они построили шалаш из стульев, накрылись одеялом, спрятались от остального мира, и это сработало. Как будто сбылась детская мечта. Они ни разу в нём не поссорились.

А теперь продали.

Лев понимал, что это правильное, рациональное, взрослое решение, но противился ему всем нутром. Слава говорил, что эти деньги будут нужнее в Канаде, и Лев согласно кивал, потому что это правда, но тут же спорил:

- Но это же… наш дом.

- Я понимаю, - заверял Слава. – Но зачем нам здесь «наш дом», если мы будем там?

Льву нечего было на это возразить. По крайней мере, он убедил его не продавать квартиру: и убеждение это сработало только потому, что в глубине души они оба знали, чья она на самом деле. По совести, а не по бумагам.

Но с домом всё было сложнее.

Потом Слава решил избавиться от машины.

- Зачем её перевозить? – спрашивал он. – Это будет стоить дороже, чем купить новую.

Лев сразу вспомнил всё: как они выезжали к морю, как Мики пролил сок на заднем сидении, как они слушали «Богемскую рапсодию» на полной громкости, открыв окна, словно в «Мире Уэйна».

- Нет, только не машину! – запротестовал он.

- Лев, она старая…

- Сам ты старый!

- Кто бы говорил!

Он перешел на мольбу:

- Пожалуйста, давай оставим машину.

Слава тяжко вздохнул:

- Почему это так важно?

Лев посмотрел ему в глаза и сказал самое честное, что вообще когда-либо говорил за свою жизнь:

- Потому что мы едем в какую-то срань за тридевять земель, где у меня не будет ни одного напоминания об этом месте, где я встретил тебя и попал в лучшую версию своей жизни.

Слава, улыбнувшись, показал ямочку на щеке, и справедливо возразил:

- Но там буду я. Мы создадим новые воспоминания. Новые «наши места». Разве это не лучше?

- Не лучше, - по-детски возразил Лев.

Он не знал, как ему объяснить. Не знал, как рассказать Славе, что с того момента, как они начали готовиться к переезду, ему кажется, что они прощаются. Что он мог сказать? «У меня плохое предчувствие»? Но он же не из тех, кто верит в «предчувствия». Он рациональный. По крайней мере, пытается таким быть.

- Ты романтичный, - сказал Слава, улыбнувшись.

- Ничего подобного.

- Во всём видишь какой-то символизм, - продолжил тот, не слушая возражений. – Это круто.