Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

Роза подошла к зданию, где находилась квартира врача. Стены небольшого холла были выложены красной плиткой. Она позвонила, потом стала подниматься по спиральной лестнице на седьмой этаж. Там она постучала в дверь доктора Бернстайна. Ей открыл умудренный опытом джентльмен средних лет. На нем был костюм, зачесанные наверх седевшие волосы походили на гребень волны. Он пригласил Розу войти. В небольшой квартире оказалось столько всякой всячины, что оставалось только удивляться. Войдя в помещение, Роза не могла удержаться от внимательного осмотра всего, что там находилось.

По стенам были развешены обрамленные рамками папоротники и цветы, а еще бабочки, приколотые к дощечкам из пробкового дерева. Кроме того, на полках нескольких стеллажей в комнате лежали самые разные странные предметы. На всех подоконниках были расставлены горшки с геранью. На одном из стеллажей хозяин разложил морские раковины, которые он собрал в юности, когда просто обожал приключения. Чудесные были денечки, когда он собирал эти дары моря в небольшое синее жестяное ведерко. Ему тогда казалось, что весь мир лежит у его ног.

– Обратите внимание на то, что я в некотором роде естествоиспытатель, – заметил Бернстайн.

У него был небольшой аквариум, в котором покоился кокон, поскольку доктору нравилось разводить бабочек. Вылупившись из кокона, они порхали по комнате, а сам он замирал, наблюдая за ними. Бабочки из южных стран были поистине замечательны, их крылышки блистали великолепием красок.

– О господи! У вас совершенно потрясающая коллекция жуков.

– Спасибо. Интерес к насекомым у меня проявился, когда я изучал биологию. Я написал работу о половой жизни слизней, которую читали многие студенты в разных университетах.

Подводя Розу к диагностическому столу, Бернстайн протяжно вздохнул.

– Но отец убедил меня заняться медициной. Он сказал, что гораздо благороднее заботиться о людях, чем о жуках. Но знаете, он ошибался. Потому что люди порочны. Они плутоваты, лживы, опасны, много пьют, а наука врачевания поддерживает в них жизнь, тем самым позволяя продолжать убивать и еще больше грешить. Что же касается насекомых, я пока не нашел у них ничего такого, что могло бы меня огорчить.

Роза устроилась на диагностическом столе. Бернстайн придвинул к нему деревянный стул, который когда-то был выкрашен в розовый цвет, потом его перекрасили в синий, а позже в белый. Стул был таким ветхим и обшарпанным, что на нем проступали все эти цвета.

Он протянул ей красивую чайную чашечку с горячей водой, где плавали косточки лимона, сок которого он туда выжал.

– Так что, как я понимаю, вас поразила моя давнишняя приятельница меланхолия! Почему так заведено, что мы никогда не воздаем должное печали? Почему мы с таким упорством храним в себе так много тайн? Расскажите мне, пожалуйста, какие у вас отношения с грустью.

– Еще когда я была маленькой девочкой, мне хотелось сделать всех людей счастливыми.

Когда Роза говорила, у нее запершило в горле. Поскольку перед этим она какое-то время молчала, возникло впечатление, будто ее слова покрылись ржавчиной. Возможность поговорить с доктором была ей приятна. Ей всегда нравились содержательные беседы. Так иногда бывает, что вы хотите поговорить с человеком, но ничего из этого не выходит. Нужных слов не находится, и беседа не клеится.

– У меня всегда был этот дар. Даже когда мы жили в большом сиротском приюте, где нам не полагалось испытывать счастье или радость, я как-то умудрялась каждый день видеть прекрасное. Ребенком я жила в странном, затяжном состоянии чудесного разлада с реальностью.

– Ностальгия с меланхолией как шерочка с машерочкой, их водой не разольешь. Можно сказать, давнишние подруги еще со школьных времен.

– В приюте только один ребенок был способен на такое. Его все знали под именем Пьеро. Он тоже мог это чувствовать. Ощущать это чудесное состояние. Он, как и я, копил чудесные моменты.

– Время не поощряло таких детей к выживанию. Все остальные в маленьких деревянных гробиках покоятся на кладбище. Как запакованные куклы, которых распакуют к последнему чудесному Рождеству.

– Мне пришло в голову, что было бы замечательно пригласить в приют большущего медведя с большущим сердцем. Таким большим, как у десятка монахинь, вместе взятых. Его сердце было таким огромным, что он никак не мог не быть немножечко похотливым. Разве не так? Он не мог не быть чуть-чуть непристойным. Но разве не лучше, если кто-то постоянно сентиментально разглагольствует о любви, чем если кто-то предпочитает о ней помалкивать? Больше никто не мог своими разговорами довести детей до такого состояния, что у них перехватывало дыхание. Большой, грязный, слегка распутный медведь становился для них воплощенной мечтой.

– Принимая нашу извращенность, мы становимся самими собой.

– Тогда я, конечно, ничего такого не смогла бы объяснить. Но я была совсем не простой девочкой. Мне кажется, меня так сильно влекло плавание по этим странным эмоциональным морям, что я стала извращенкой. Или лишилась моральных устоев. Либо то, либо другое. Но должна вам признаться, что я пытаюсь бороться с этой… как бы это точнее выразить… непростой стороной самой себя. Вы можете определить, доктор, что со мной не так?

– Вам нужно снять нижнее белье, лечь на стол и поднять ноги, согнув их в коленях.

– Почему, скажите мне, ради бога, это так необходимо?

– Чтобы я мог проверить свое предположение.

– Что еще за предположение?

– Есть определенный вид меланхолии, представляющий собой симптом беременности.

Из кокона в аквариуме стала возникать бабочка. Сначала она походила на зонтик, который никак не мог раскрыться, но вскоре он распахнулся двумя крыльями. Доктор Бернстайн протянул ей коробочку шоколадных конфет, чтобы девушка выбрала себе ту, которая понравится. Каждая конфетка напоминала личико плачущего младенца. Но на самом деле конфетам хотели придать форму роз.

Из дома Роза вышла испуганная. Никаких симптомов беременности, обычно считающихся типичными, у нее не было. По утрам ее не тошнило. Даже месячные у нее не пропали. Хотя с ней и впрямь случались странные вещи. Она могла угадывать имена людей. Она знала возраст кошек. Наблюдая игру в кости, она всегда точно определяла выпадающее на кубике число. Ее удивляло, что играючи можно было получить немалые деньги. Она и сама понемногу выигрывала, делая ставки.

Ее внимание постоянно привлекали какие-то печальные случайности. Однажды она подняла камень и увидела под ним раздавленного жука. В другой раз Роза отворила заднюю дверь ресторана, и наружу вылетела случайно оказавшаяся внутри птица. Хотя все эти случаи можно было объяснить простыми совпадениями.