Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

– Что-нибудь новенькое. Про какие-нибудь приключения.

Когда Макмагон сказал книготорговцу, что ему нужно что-нибудь «про приключения», тот решил, что покупателю нужно что-то эротическое. Он подобрал для Макмагона несколько книг, включая романы маркиза де Сада и Колетт.

Читая их, бедная Роза чуть не сошла с ума. На каждой странице там было полно школьниц, с остервенением ласкавших и гладивших друг друга до тех пор, пока они не испытывали оргазм. Она так взмокла, что ее била дрожь, и даже стиснула колени, пытаясь дочитать роман, не отбросив его в сторону, чтобы, трогая себя, не уподобиться этим девицам. Когда вошел Макмагон, Роза бросилась к нему в объятия. Ее белье было влажным.

Роза пахла розами. Если бы она вас коснулась, от вас тоже исходил бы запах роз. Мебель в ее комнате пахла розами. Матрас в ее комнате пах розами. Возможно, так было потому, что ей было двадцать лет и она только что расцвела, превратившись в женщину. После этого они занимались любовью каждый день.

Однажды утром Роза проснулась и поняла, что плакала во сне. Она коснулась руками щек и обнаружила, что они мокрые от слез. Макмагон поставил для нее пластинку. Когда певица запела, Роза вновь всплакнула. Макмагон сказал, чтобы она прекратила, поскольку песня не была особенно печальной.

– Мне кажется, со мной творится что-то странное. Но ни на болезнь или что-то в таком духе это не похоже. Просто я как-то странно себя чувствую. Я не могу больше не обращать на это внимание.

Макмагон настоял, чтобы она пошла к его знакомому доктору Бернстайну, известному тем, что он на себе испытывал самые разные наркотики. Он опережал время. Он лечил себя от всевозможных умственных расстройств. Бернстайн знал: они того же свойства, что и физические заболевания. Он не верил в духовный характер их природы. Любая болезнь является физическим состоянием. Он хотел найти лекарство от грусти.

Доктор Бернстайн мог принимать пациентов только у себя в квартире и только так, чтобы никто из посторонних об этом не знал. Никто не знал, за что он лишился лицензии. Практика у него была обширной. Он жил в большом престижном доме в Золотой квадратной миле [2]. Говорили, что он воевал на фронте. Там его контузило, и он стал таким же, как пациенты, которых он, по всей видимости, лечил.

Он писал книгу под названием «Интерпретация печали». Бернстайн полагал, что печаль заразна. Если вы сидели в автобусе рядом с кем-то печальным, то, даже если вы с этим человеком не разговаривали, позже, ближе к вечеру, вас охватывала грусть. Это такая болезнь, которая проявляется через настроение.

– Он лечит болезни психики, – сказал Макмагон. – Он считает, что есть такие болезни, в существование которых никто не верит. Лабораторным путем он не смог их обнаружить. Он нашел их в книгах. Это новое изобретение печали ради самой печали окажет более разрушительное воздействие на душу человеческую, чем современные войны.

Роза оделась для визита к доктору Бернстайну. Пахло от нее теперь не лучшим образом. На ней было то же белье и та же комбинация, в которой она сбежала из дома Макмагона. Она даже не попыталась ничего сменить. У нее не было времени что-то с собой забрать. На ней была только одежда горничной. Когда она ее надела, возникло такое чувство, что вещи усохли. Платье было изрядно поношено. Вдобавок швы на боку разошлись. Оно совсем дышало на ладан. Между тем Роза ничуть не прибавила в весе, потому что ела она совсем мало. Рацион ее состоял в основном из виски на завтрак, виски на обед и виски на ужин. Она надела пальто. Ей показалось, что, пока она его не носила, пуговицы стали больше и не хотели пролезать в петли.

Роза подумала, что встреча с другими людьми ее приободрит, но Великая депрессия на все наложила свой отпечаток. Кто-то прошлой ночью выбросился из окна. Владелица того дома вылила ведро воды на высохшее пятно крови. Вода окрасилась в бурый цвет и растеклась по улице. Роза отпрянула, когда растекшаяся по тротуару окровавленная вода чуть не намочила ей туфли.

Она шла дальше по улице. Мимо нее пробежала девчушка с банкой, где жили лягушки. Она выпустила их в сточную канаву.

– Нас выселили из дома, – сказала девочка Розе. – Мы не можем больше держать домашних животных.

Роза задумалась о том, смогут ли выжить лягушки в сточной канаве. Может быть, они там размножатся и через год заполонят весь город. Вот захочешь ты, скажем, принять ванну, и окажется, что она полна лягушек, проникших по водопроводной трубе. Розу передернуло.

Пробежала стайка мальчишек. Одежда на них была грязная, обувь выглядела не по размеру большой. Один из ребят вообще был босой. Головы у всех были обриты наголо, наверняка, чтобы не плодить вшей. Скорее всего, они все спали на одной грязной постели, а клещи были заразными. Кто знает, какая еще гадость водилась в домах. В мусоре валялись остатки не полностью сожженных матрасов. Клопов, должно быть, развелось великое множество. Складывалось впечатление, что все в городе чешутся.

Мимо торопливо просеменила бездомная собака. Было ясно, что когда-то она служила охранительницей какой-то семьи. А теперь никто не мог ее прокормить. Она заглянула в окно мясной лавки. Там продавали куски мяса, от жуткого вида которых бросало в дрожь.

Роза прошла мимо очереди бездомных в столовую, где кормили бесплатной похлебкой. Там было много мужчин в мешковатой одежде, которая делала их похожими на цирковых клоунов. Один из стоявших в очереди мужчин снял шляпу, как будто почтительно приветствуя даму. Лицо его было испещрено нарывами.

Из столовой вышел работник, громко стуча большой ложкой в большой котелок. Грохот стоял оглушительный. Он объявил очереди, что можно заходить в помещение.

Роза обратила внимание на мальчика, державшего газету. На первой полосе была напечатана статья, в которой говорилось о кошмарном происшествии в прериях. Там повсюду завелась саранча. Она сожрала весь урожай. Саранча была ненасытна. Она налетала огромными тучами.

Роза подумала, что до конца улицы ей надо было бы идти с закрытыми глазами. Она решила сократить путь и пошла через парк. Там под деревьями и на скамейках спали люди. Ее удивило, что спавших на скамейках так много. Им, наверное, хотелось провести эту часть жизни во сне. Если бы все вдруг закрыли глаза, погрузился бы мир в темноту?

Все двадцатые годы монреальцы провели как в загуле, зарабатывая на американцах, приезжавших