Да здравствует жизнь! - Софи Жомен

но Арман уже вставал с кровати.

– Еще рано…

– Скоро шесть, а мы с тобой вместе с полудня. Достаточно долго, тебе не кажется?

Она вздохнула. Ей не нравилось, когда он говорил таким резким тоном, не терпящим возражений. Она никогда не могла уговорить его побыть с ней еще немного.

– Да…

– Ты знаешь, что у меня есть обязательства, и я должен вернуться домой вовремя, чтобы не вызывать подозрений.

Она выбрала самую нежную, воркующую интонацию:

– Да, знаю… Просто мы с тобой вместе почти два года и ни разу даже никуда не выходили. А мне хотелось бы пойти в ресторан, в кино, съездить за город, встретиться где-нибудь еще, а не у меня дома.

– Опять начинается… Мы не можем себе этого позволить. Знаешь, что будет, если кто-то из моих знакомых увидит нас вместе? Они начнут думать и гадать, кто ты такая, и это рано или поздно достигнет ушей моей жены. Наши отношения должны оставаться в тайне, и как только они перестанут такими быть, между нами все будет кончено.

Пакита почувствовала острый приступ тошноты – как всегда, когда он называл свою сожительницу женой, хотя официально они не были женаты.

– У тебя дома мы в безопасности, – добавил он, надевая брюки. – Смотрим фильмы, заказываем еду в хороших ресторанах – это даже лучше, чем куда-то ходить. И вообще, если бы мы всегда делали то, что ты хочешь, ты опять была бы недовольна, потому что мы не могли бы заниматься любовью. Так или иначе я всегда буду виноват и обречен на твои упреки.

– Да нет же! Я тебя ни в чем не упрекаю, просто делюсь, чего бы мне хотелось.

– Это твое право, никто не спорит, но для нас это невозможно. И настаивать нет смысла.

Пакита нервно сглотнула, прежде чем спросить:

– Почему ты говоришь, что наши отношения закончатся, если твоя подруга о нас узнает?

– Ты что, нарочно меня злишь? – вспылил Арман.

– Не нервничай так, я просто пытаюсь понять…

– Но ведь это не сложно – я не хочу причинить ей боль. Она не перенесет мою измену, а если с ней что-то случится, я даже думать о тебе больше не смогу и возненавижу и тебя, и себя.

– Но… ты же любишь меня.

– Именно потому, что люблю, я и стремлюсь уберечь нас от беды. Не хочу, чтобы мы расстались.

Пакита сдержала слезы.

– Ты никогда не думал о том, чтобы провести свою жизнь со мной…

Она сказала это самой себе, потому что уже знала ответ.

– Опять ты за свое! Я ухожу, надоело с тобой препираться.

Рыдания уже подступали к горлу, но Пакита сдерживала их из последних сил. Арман тем временем надел туфли, подхватил свое пальто и вышел из спальни. Она не хотела, чтобы они расстались вот так, в ссоре.

– Подожди!

Пакита вскочила с кровати, завернулась в одеяло и бросилась к нему. Обхватив его руками, она прижалась к его груди.

– Прости…

Его взгляд был холоден и неумолим.

– Если бы ты постоянно не изводила меня, извиняться бы не пришлось.

– Я знаю… Можно тебя поцеловать?

Он кивнул и, наклонившись, скользнул поцелуем по ее губам – сухо и прохладно.

– Увидимся в следующий вторник.

– Да… Благополучного возвращения домой.

Он вышел из квартиры, не оглянувшись, и закрыл за собой дверь.

А Пакита опустилась на пол и разрыдалась.

Она знала, что должна положить конец этим отношениям, но у нее не было на это сил.

Глава 18

В субботу вечером мне звонит Фран. Извиняется, что не позвонила раньше, объяснив, что разгребала накопившиеся за неделю дела. Как я могу на нее сердиться? Я ведь тоже ей не звонила, и по тем же самым причинам. Пьяцци пытается свести меня с ума своим идиотским ультиматумом. Я втайне уверена: что бы я ему ни предложила, он все отвергнет – просто чтобы меня побесить. Наше профессиональное общение, судя по всему, восстановлению не подлежит. Я из кожи вон лезу, пытаясь убедить Ану взять дело в свои руки, но она и слышать ничего не хочет: думает, что я смогу справиться сама. У нее в это больше веры, чем у меня.

Словом, Фран сообщает мне, что у нее наметилась непредвиденная поездка, она уезжает в понедельник и ей не на кого оставить свою кошку.

– Нет проблем, я могу к тебе заезжать, пока тебя не будет. На сколько дней ты едешь?

– Максимум на четыре дня. Вообще-то, Индиго справляется сам, но тебе все-таки придется навещать его каждый день, чтобы почистить туалетный лоток и погладить его разок-другой. Он лапочка, вот увидишь!

– Индиго? Какое красивое имя!

– Это из-за цвета глаз. Он – помесь сиамца с беспородным, но это самый красивый кот в мире. Приедешь ко мне завтра утром? Я отдам тебе запасные ключи и познакомлю со своим зверем.

– Конечно, с удовольствием.

Мы сразу прощаемся, поскольку я как раз обсуждаю с Элиоттом, куда нам поставить столик, чтобы было удобно есть и смотреть кино.

– Будешь играть в кормилицу? – спрашивает он, обнимая меня за плечи.

– Мяу!

– Это кот или кошка?

– Индиго – это месье.

– Ему повезло, что его будет ублажать такая, как ты… А если я превращусь в кота, обо мне ты тоже будешь заботиться? – спрашивает он, бросая на меня лукавый взгляд.

Я закатываю глаза.

– Ты только об этом и думаешь, честное слово!

– Дорогая, ты понятия не имеешь, о чем я думаю…

Он наклоняется надо мной, и – прощайте, коты, куры, свиньи и… столик.

* * *

В воскресенье утром звонит моя мать. Ей я тоже не давала о себе знать с тех пор, как закончилось мое приключение. Признаться, я не слишком спешила: она бы захотела, чтобы я выложила ей все в подробностях, а я уверена, что ее вопросы будут меня раздражать. Так оно и выходит.

– Но все-таки объясни, где ты встретила эту Фран? Я не совсем поняла.

– Я ведь уже сказала: в одной дискуссионной группе.

– Хорошо, но о чем была дискуссия?

Меня так и тянет соврать, чтобы она успокоилась, но это не в моем стиле.

Вздыхаю и собираюсь с духом.

– Это произошло во время публичной лекции в одной ассоциации, там говорили о принятии себя. Для женщин, страдающих ожирением.

– Но ведь это не твой случай!

– Как раз мой, мама… я вешу девяносто два кило, а рост у меня метр шестьдесят.

Я слышу ее расстроенный вздох.

– Да, но этого совсем не видно, и ты не выглядишь толстой, у