Роман с Луной - Марина Львовна Москвина

поголубело, лунные дорожки побежали вдоль паркета. А сам создатель, прилежный, победивший чувства, преданный возвышенным мыслям, восседал на подушке, мечтая об одном: стать человеком, у которого нет внешних признаков, нет корней или истоков, нет прибежища или местопребывания, и вообще, чтоб от него все отстали.

– Оставь свое тело, Маруся, – он мне уже двадцать лет твердит, – развей свою иллюзорную форму, откажись от зрения, слуха, забудь о людских порядках, слейся в великом единении с самосущим эфиром, освободи сердце и разум, будь покойной, словно неодушевленное тело, и тогда каждый из тьмы существ вернется к своему корню…

Как раз когда он открыл для себя эти вечные истины и был ими буквально околдован, к мальчику пришел в гости одноклассник Сиволапов и стащил у него двадцать пять рублей.

Я говорю Кеше:

– Вот будет родительское собрание, ты сядь за одну парту с папой Сивополапова и, чтоб не поднимать шума, вытащи у него из кармана двадцаточку.

– Да? А потом – глядь, у меня нет часов! – возражает Кеша. – И куда я с этой двадцаточкой?..

У нас же нет ни власти над миром, ни ясного видения. Пора, пора уже войти в великое безмолвие, где нет ни приятия, ни отвержения, ни привязанности, ни отвращения.

Хотя Марк Гумбольдт нам недавно прямо сказал, что в нашем возрасте и мужчины, и женщины просто обязаны заниматься сексом, хотят они этого или нет.

– А! – скептически махнул рукой Кеша. – Ерунда! От этого не зависит ничего!

Прямо до смешного доходит, ей-богу. Я тут в метро на лавочке нашла журнал и прочитала, что по статистике муж обычно перестает обращать внимание на жену после месяца или двух совместной жизни и начинает твердо считать свой брак рутинным.

Я прихожу домой и спрашиваю – застенчиво:

– Кеш! Ты не считаешь наш брак рутинным? А то я тут прочитала, что многие мужчины считают свой секс в браке рутинным… после двадцати с лишним лет.

А Кеша – полный жизни, зримый, истинный брахмачарьин, ореол святости сияет над его головой, у ног благородный пудель Герасим – царевич богатого племени с завидной родословной, его бабушку, персиковую Долли, подарила английская королева Елизавета балерине Улановой, – затих на пересечении четырех дорог, как подвижник древне-индийского эпоса, герои коего отличались сверхъестественными деяниями, в ожидании звездного часа.

И этот час не замедлил пробить.

Как-то вечером прибежал Борька Мордухович и ударил в гонг, привлекая внимание Кеши, выводя его из глубокого самадхи:

– Кеша! Начинается фестиваль актуального искусства на открытом воздухе под слоганом «Покажи всем все!». Надо что-то сотворить на природе. Ну, какой-нибудь аттракцион. Этакий ленд-арт среди берез на территории пансионата. Бывший дом престарелых.

И он рассказал, что самих престарелых осталось человек пятнадцать, остальные разбрелись кто куда, а эти ушли в леса, живут в сарае, варят кашу на костре, собирают грибы и ягоды. В общем, не сдаются. Хотя все их корпуса скупил бизнесмен Коля Елкин, искатель счастья и борец за прогресс, новейший пират Караибского моря.

Зона отдыха Коли раскинулась у самого Клязьминского водохранилища на песчаном берегу, плавно переходящем в стриженые английские лужайки, усыпанные незабудками и куриной слепотой. Из старой лодочной станции Коля соорудил солидный причал для яхт, понастроил эллингов, баров и ресторанов, везде охранники в черном, злые и подозрительные. Но, как они ни старались, им не удавалось выловить престарелых партизан: те маневрировали и проворно меняли места обитания.

Коле сколько раз друзья говорили:

– Плюнь ты на них. Пусть шастают. От них же никому нет никакого вреда!

А Коля:

– Вы поймите, в зоне отдыха ничто не должно напоминать о старости. Это очень действует на нервы. Людям неприятно видеть картину распада и думать: а не таким ли я буду в самое ближайшее время?

Елкин коллекционировал актуальное искусство. В конюшне повесил живопись Дубоса и Виноса, модного художественного дуэта. «Птица-тройка», по замыслу художников, аллегория сегодняшней Руси. Там изображены несущиеся галопом лошади с пьяным кучером, вокруг волки, а вверху – черти с вилами.

Архитектор Бородкин из мусора, собранного по берегу водохранилища, построил ресторан «Хрустальный звон». Ресторан дорогой, повар высшей категории, многие видели, заходили, но почему-то не решались заказать там еду.

Теперь Коля отдал свой пансионат на растерзание современным художникам. Один концептуалист привез откуда-то два десятка крестьян, те нагородили из палок деревеньку. Там тоже открыли ресторан, но доступнее. Разливали самогон и давали вареную картошку с капустой. Всего за триста рублей можно было наклюкаться до низложения риз. Художник по прозвищу Фрэнк Синатра изображал из себя живую инсталляцию «Пьяный в сосиску»: три дня фестиваля пролежал в пьяном виде на поляне у всех на виду в ослепительно белом костюме и галстуке от Версаче.

Стружкин установил на обрыве мемориальный обелиск. Все как полагается, каменная стелла чуть ли не с красной звездой, а на отполированной поверхности высечено: «НЕ ЗДЕСЬ!»

На высокой цветущей липе Леша Быков развесил картины с изображением клоунов. Вдруг веревка оборвалась, картина полетела, упала в воду и поплыла. Все сразу прибежали, столпились вокруг липы, смеются, хлопают. Леша сначала расстроился, а потом обрадовался, что наконец обратили внимание на его искусство. Сорвал остальные картины с дерева, свалил на поляне и поджег!

Успех – оглушительный. Все подходили, поздравляли художника, жали руку и говорили:

– Леша, ты гений!

Леша стоял весь чумазый, счастливый, руки черные, рожа черная, глаза сияют.

– Знаете, знаете, – говорил он журналистам, – все сжег, все картины, которые три года писал с утра до вечера – как хорошо, спасибо за внимание, а что художнику надо? Увидели, похвалили, он и счастлив…

А ту, которую из воды выловили, мокрую, сразу купил Елкин. Подошел к Леше, запросто вытащил пачку долларов, и, не торгуясь, купил у него последнюю, единственную картину с клоуном.

– Я, – говорит, – ее повешу у себя в бане, там у меня такие клоуны парятся, как раз будет к месту. И потом видно, что это истинный шедевр, – в воде не тонет…

На открытии выставки толпы народа бродили с ошалелыми глазами, рассматривая уникальные экспозиции. У берега прямо в водоеме были воткнуты сто палочек с колокольчиками – называется «Шумел камыш».

Рядом на песке лежала кучка пепла, а рядом дощечка с надписью «Перезагорал». Клязьминское побережье сплошь было усеяно образцами искусства этих легких духом и незлобивых людей.

Ближе к ночи Кеша с мальчиком привезли на автомобиле Луну. Турки с черными усами – они строили на месте пансионата сто пятнадцатый ресторан – подняли ее на высоченную сосну, протянули провод, включили в розетку.

Садилось солнце, и, как мираж во мраке, – разгоралась Кешина