Стажер - Лазарь Викторович Карелин

Она молчала, сжав губы. Не смотрела ни на кого.

— Впрочем, как всегда, имеются нюансы, здесь и такие и сякие, — отдышавшись после глотка, продолжал Ник. — Ведь это место, Саша, такое. Догадались, надеюсь?

— А ты покупатель? — спросила Светлана.

— Скорее, наблюдатель. Впрочем, не стану лгать, я люблю случайные знакомства. В них есть нечто от чуда. Пусть крошечного… Как вам здесь? Правда, занятное местечко?

— Правда.

— Студент? Или уже легли на крыло?

— Фотокорреспондент. Впрочем, не стану лгать, пока только фотограф.

— Что ж, это, полагаю, кормит. Но учитесь где-нибудь?

— Учусь снимать на карточки. — Саша извлек из кармана куртки маленький, плоский аппаратик. — Снять?

— Меня? Здесь? Избави бог!

Тогда Саша повел аппаратиком по залу, выискивая, кого бы щелкнуть.

— Хватит ли только света? — усомнился он, переводя диафрагму.

Ник положил руку на его аппарат:

— Не делайте этого. Тут нельзя снимать. Побьют.

— Меня?! — гордо распрямился Саша и вскинул аппарат. Но снимать не стал. — Жаль, темно, ничего не выйдет без подсветки.

— Да, темно, темно, — покивал, похмыкивая, Ник. — Тут у нас темно. Это верно. Светланушка, что-то давно тебя не встречаю. Уезжала? Не дай бог, болела?

— Разными дорожками стали бегать.

— Ну, дорожки у нас одни и те же. А вот скорости, возможно, разные. Я посбавил, ты прибавила, — вот, глядишь, и разминулись. И в одной стайке, чтобы встречаться, надо в едином ритме жить. А я старею.

— Вы тоже переводчик? — спросил Саша.

— Переводчик? — остренько глянул на него Ник, с удовольствием предвкушая нарождающийся в себе находчивый ответ. — Строго говоря, нет, ибо я юрист, но в главном, в сути, конечно же и я переводчик. Перевожу, перетолковываю законы, объясняю значение слов, иногда затуманивая их смысл. Да, да, и я переводчик. Как это мне раньше не пришло в голову?

Присеменил к столику старичок официант, торжественно неся на подносе бутылку боржоми и бокалы. И блок сигарет еще у него был на подносе.

— Ваши любимые, — сказал он Светлане, кладя перед ней сигареты. — Вдруг, думаю, иссяк запас. Угадал? Угодил?

— Ох, спасибо! — Светлана добро улыбнулась старичку. — «Марлборо»! Мои, мои!

А Ник искренне изумился:

— Запомнить даже сигареты? Ты что, каждый день здесь вытанцовываешь?

— Не бывала с зимы.

— Невероятно! Вот, Саша, какая она у нас. Говорят, Клеопатру узнавали в толпе даже под покрывалом рабыни. Говорят, ее очерчивал светящийся круг. Впрочем, говорят, это создавало некоторые неудобства.

— Говорят, говорят. Откуда ты все знаешь? — Светлана поднялась, стоя выпила воды, жадно глотая.

И Саша тоже напился, жадно глотая. Все высохло в нем, только теперь он понял, что чуть не погиб от жажды.

Они пили, запрокинув головы, глядя друг на друга.

А на них глядел Ник, глядел и впадал в завистливую печаль.

— Может быть, принести огнетушитель? — спросил он.

— Ты все время рядом с пошлостью, — сказала Светлана. — Вот что, мудрец, пойдем-ка мы от тебя вон. Надоел! — И она пошла от столика, на ходу расплачиваясь со старичком официантом, который семенил рядом с ней, горделиво вскинув голову.

Ник придержал Сашу за локоть, ухватив горячими, длинными пальцами.

— А вы смелый, молодой человек, — сказал Ник, убрав с лица улыбочку, постарев, став каким-то клювастым.

— Вы о чем? — не понял Саша. Пальцы Ника слишком уж сжались, и пришлось легонько коснуться ребром ладони его предплечья, чтобы разжать эти пальцы.

— О, вам ведомы приемчики! — сказал Ник, растирая руку. — Я вас недооценил. Ну, ступайте, калиф на час…

Грянула музыка, и сразу поднялись со своих мест женщины и мужчины. И сразу качнулись друг к другу и стали фразами.

Саша пробирался к выходу уже через толпу танцующих.

Светлана ждала его в пустом, гулком, замершем в тишине гостиничном вестибюле. Она стояла у красной колонны. Она сперва показалась ему незнакомкой. Но почудилось, что вокруг нее, обежав ее, засветился огненный круг. И Саша узнал Светлану.

— Где ты пропадал? — Ей было холодно, она сжалась, и, кажется, она сердилась.

— Прощался с Ником. А потом пробирался через танцующих.

— Он что-нибудь еще вякал, этот мудрец?

— Не помню. Губы шевелились.

Она поглядела на него и беззвучно пошевелила губами.

— Ты о чем? — спросил Саша.

— Все равно ты ничего не слышишь.

— Тебя я слышу.

Они стояли рядом в гулком, пустом вестибюле, и он не смел до нее дотронуться, и даже смотреть на нее ему было боязно.

— Поехали, поехали! — сказала она вдруг легким голосом. — Покатили!

И снова такси, и снова скользящие за стеклами громадные тени домов. В этих тенях редкие светились окна. Каждое окно — загадка.

— Ты одна живешь? — спросил Саша.

Теперь они сидели рядом, и он слышал, как она дышит, и себя слышал, как сам он дышит, и он боялся пошевелиться, чтобы не выдать свои мысли.

— Одна. Ехать далеко. Поедешь?

Он не ответил. Вопрос был задан не для того, чтобы на него отвечали. Он понял это и не ответил.

К счастью, на этот раз шофер попался разговорчивый. Он принялся болтать обо всем на свете, — весь таксистский репертуар выложил, — и проболтал не умолкая до самого дома Светланы. Устал человек, кончалась его смена, и если бы замолк, мог бы и задремать.

Шофер болтал, а Светлана и Саша молчали, прислушиваясь к своим мыслям, сплетая их. Иногда Саше казалось, что Светлана отодвигается от него, уходит, и все дальше, дальше, хотя она недвижно сидела рядом с ним, и тогда Саша пугался, напрягался, готовясь окликнуть ее, но Светлана всякий раз возвращалась. Она понимала, она-то уж все понимала про то, что с ним творится. А с ней что творилось, с ней-то что? Чего притихла, задумалась? Ну, ехал рядом милый, свежий парень — ну, экая новость. Да, новость. Такой мальчик давно уже стал для нее новостью. Когда все было? Эта тишина, когда слышными становятся мысли, когда звонким кажется ток чужой крови и когда ты сама будто входишь в горячую реку, — это все стало новостью, так позабылось, отринуло, осталось за горизонтом. И вот все рядом. Вернулось? Какое там! Ее принаняли, чтобы натаскать парнишку, чтобы натаскать Трофимова-второго…

— О, господи! — вырвалось у нее. — Приехали…

Они выбрались из машины, но шофер, усталый человек, все не отпускал их, добалтывая свое, и они вежливо дослушивали его, и Саша даже был рад, что шофер говорит, говорит.

Но вот машина отъехала, шофер, вдруг все поняв, рванул с места. И они остались вдвоем у подъезда ее дома, где-то на окраине Москвы, где все дома были одинаковыми.

— Тут и заблудиться недолго, —