Ничего не скажу - Владимир Станиславович Елистратов

и в зеленое. Будешь ты год ходить в зеленке с йодом. Я тебя сейчас буду расколдовывать. Я тебе сейчас буду прицел на женилке наводить. Извини, сынок…

Взял батя в правую руку табурет, в левую – армейский свой ремень со свинцом и стал меня расколдовывать.

Мужик долго булькал пивом. За окном пролетела станция «Марк». Дудук-дудук-дудук-дудук…

– На «Марке» никогда не останавливается, – задумчиво сказал мужик. – Полвека уже езжу, и полвека всё не останавливается. Чудеса… Да… Учил меня отец долго и жестоко. Кое-чего поломал. Но не всё. Жив я остался. И чары с меня сошли, и все я понял в этой жизни раз и навсегда. И прицел встал на место. Месяц я отлежался. Ну и – сыграли свадьбу.

Так и живем. В счастливом мире и полном согласии. Двоих детей смастерили. Они уже сами по себе живут. А мы с Маруськой… с Тарасом этим и с кошаками наслаждаемся в своем Лианозове. Полный дом зверья. Цветов еще сто горшков. По квартире не пройдешь. Пока их все польешь – слон родит. Или горшок пнешь, или на кошака наступишь, или Тарас на тебя прицельно нагадит. Снайпер хохлатый. Я говорю: зачем ты его отпускаешь? Пусть в клетке сидит! А она: он, Саша, живой, он летать хочет. Тьфу! Гуманистка.

Мужик допил пиво:

– Вроде подъезжаем. Полтора, однако, литра выдул. Насос Засосыч. Оттянуло кузовок-то. Дотерпеть бы до дому. А то – словно бы полвека назад… в штаны напрудоню. Вот ведь: как и не было его, этого полвека, а? С чего начал, тем и закончил. Чудеса!

– «Лианозово»… – заныла женщина.

– Ну я пошел цветы поливать. Кошек пылесосить. И от Тараса уворачиваться. Тебе дальше?

– Дальше. Я до Тимирязевской.

– Ну, будь здрав.

– И вам того же.

– Осторожно, двери закрываются, – снова затревожился женский голос. – Следующая остановка…

А какая она дальше – наша «следующая остановка»? Никто не знает… «Жизнь».

Бардак вам да любовь!

В одном московском вузе, в котором мне приходилось когда-то подрабатывать (не буду говорить, в каком), есть две кафедры (не буду говорить, какие), которые находятся рядом. Буквально – две соседние двери. Между дверями – полтора-два метра.

У кафедр, как им и полагается, есть заведующие. Их фамилии с инициалами, разумеется, вывешены на табличках.

Так вот одной из кафедр заведует Попов М. И., а другой – Копчиков И. М.

Конечно же, про Попова и Копчикова в этом вузе ходит множество анекдотов. «Копчикова» и «Попова» все бесконечно склоняют и спрягают.

Как по заказу, Михаил Иванович, Миша Попов, которого я давно и хорошо знаю, – человек невысокий, очень полный, щекастый, немного несуразный и очень-очень добрый.

А Иван Михайлович, Ваня Копчиков, который тоже мне весьма хорошо известен, – худой, длинный, какой-то весь бугристо-костистый и нрав имеет колючий, вспыльчивый и желчный. В глубине души он тоже добрый и даже ранимый. Но об этом сразу не догадаешься. Как и про Мишу Попова сразу не догадаешься, что не так уж он и прост. Хитрости у Миши хоть отбавляй.

Люди они совсем разные.

Например, если возникает какая-то служебная проблема, то Ваня Копчиков сразу бросается в драку, издавая свои излюбленные боевые кличи, типа: «Сейчас мы эту Сахару пропылесосим!» Или: «Сейчас мы эту мандулу унасекомим!» И пылесосит, и насекомит. Он очень любит «пылесосить Сахару» или «косить баобабы» или что-нибудь в этом духе.

Миша Попов – совсем другой. Если встает проблема, он первым делом широко улыбается и произносит свое любимое: «Да, это дело требует незамедлительного отлагательства», – и ничего не предпринимает. И в 90 % случаев проблема каким-то волшебным образом рассасывается сама собой.

Я не знаю, кто из них прав. Наверное, оба.

Много чего говорят в институте про Попова и Копчикова. Например, что «Попов задним умом крепок», а «Копчиков грудью стоит за своих коллег». Что «Попов – голова!», а «Копчиков всегда готов подставить плечо». Что «у Попова широкая душа», а «Копчиков – становой хребет факультета». И всё в таком же духе.

Оба, кстати, в перспективе метят в деканы. И постоянно идут споры о том, кто имеет больше шансов. Сторонники Попова утверждают, что круче всегда тот, кто больше, а приверженцы Копчикова – что побеждает всегда тот, кто выше.

При этом Миша и Ваня – большие друзья и ссориться не собираются.

Только один раз у них по пьянке наметилась несколько недружелюбная дискуссия, но тут же была улажена женами. Основательно проконьяченный Миша Попов кричал Ване Копчикову:

– А зачем ты, Ваня, в моей фамилии своей фамилией ударение переставил, а?!

– Я, Миша, не переставлял! – кричал в ответ Ваня.

– Нет, переставил! Я, можно сказать, из духовного звания, сын священника, а ты, Ваня, из меня какого-то потомка задницы сделал!

– Я не делал из тебя задницу, Миша!

– Делал, Ваня!

– Нет, Миша, не делал! А моя фамилия, если хочешь знать, обозначает птицу!

– Она не птицу означает, Ваня, а хвостовой атавизм.

– Нет, Миша! Я не атавизм! Я ведь в сущности Кобчиков, а не Копчиков. А кобчик, Миша, – это такая красивая и гордая птица. А ты своей, извини, двусмысленной, прямо скажем, фамилией меня из гордой птицы сделал каким-то, прости за выражение, спинозадым ничтожеством!

– Это ты из меня сделал двусмысленого потомка, Ваня!

– Молчите оба, – хором сказали жены Миши и Вани Маня и Саня.

– Молчи, недвусмысленный потомок задницы! – сказала Маня.

– И ты помалкивай, птица спинозадая! – сказала Саня.

И Миша с Ваней замолчали. И больше уже на эту тему никогда-никогда не заикались.

В общем, с Поповым и Копчиковым не соскучишься.

Но мне хотелось рассказать совсем о другом. Я много лет наблюдаю за семейной жизнью Попова и Копчикова. И эти наблюдения наводят меня на глубокие философские размышления.

И Миша, и Ваня женаты двадцать лет. У Миши жену зовут Мария, Маня, а у Вани – Александра, Саня. Они дружат семьями. И дети их дружат. В общем – все хорошо. Но!

Сначала про Мишу и Маню.

Вообще Миша Попов относится к особой категории мужиков. Я знаю, что говорю: сам отчасти такой же. Не до такой степени, но все же.

Миша на работе – в общем-то монстр. Он все про всех знает. Он в курсе всех интриг и слухов. Несмотря на свое внешнее раздолбайство, Миша четко знает, что ему нужно. И никогда не ошибается. Его уважают и даже побаиваются, потому что хотя сам Миша гадостей не делает, но если вдруг сделали гадость ему – он не прощает. Он помнит все и мстит. Он всегда внутренне собран. И всегда