Если однажды зимней ночью путник. Том III - Итало Кальвино

тогда продолжает звонить телефон? На что они уповают? Может, там живет глухой и они надеются, что в конце концов он возьмет трубку? Может, там живет паралитик, и нужно долго ждать, пока он доползет до аппарата… Может, там живет самоубийца, и покуда тренькает телефон, остается надежда удержать его от последнего шага…» Надо бы предложить помощь, прийти на выручку глухому, паралитику, самоубийце… Таким образом — размышляю я далее, следуя своей нелепой логике, — я смог бы убедиться, не мне ли вдруг звонят…

Не останавливаясь, я толкаю калитку, вбегаю на участок, огибаю дом, осматриваю задворки, сворачиваю за гараж, мастерскую, конуру. Кругом пусто. В открытое окно видна неприбранная комната: на столе звонит телефон. Хлопает ставня: за раму зацепилась порванная занавеска.

Я трижды обежал вокруг дома, делая разминочные упражнения руками и ногами, нарочито поддерживая ровное дыхание, — дабы мое вторжение не приняли за налет грабителя, ведь застань меня кто-нибудь в этот момент, мне будет непросто доказать, что я ворвался сюда, услышав телефонный звонок. Залаяла собака, не здесь — на соседнем участке; ее и не видно; на какое-то мгновение сигнал «собачий лай» оказывается гораздо сильнее сигнала «телефонный звонок»; этого вполне достаточно, чтобы в заточившем меня круге образовался разрыв, — и я уже снова бегу трусцой мимо придорожных деревьев, оставляя позади затихающий звонок.

Добегаю до лужайки, где кончаются дома, и перевожу дыхание. Делаю наклоны, приседания, массирую мышцы ног, чтобы не застыли. Смотрю на часы. Опаздываю, пора возвращаться: студенты будут ждать. Не хватало еще разговоров, будто я совершаю пробежки в учебное время… Устремляюсь в обратный путь, не глядя по сторонам: тот дом я и не узнаю, пробегу себе как ни в чем не бывало. Таких домов тут пруд пруди, все на одно лицо; разве что опять зазвонит телефон, но этого никак не может быть…

Чем настойчивее я перебираю в уме эти мысли, сбегаю под горку, тем яснее до меня доносится телефонный звонок; а вот и тот самый дом: телефон по-прежнему надрывается. Снова заворачиваю на участок, подбегаю к заднему окну. Телефон совсем близко, можно дотянуться. Запыхавшись, проговариваю: «Здесь никого…» В трубке раздается слегка раздраженный голос, но только слегка, потому что больше всего поражает его холодное спокойствие:

«Слушай меня внимательно. Марджори здесь. Скоро она проснется. Она связана и не сбежит. Запоминай адрес: Хиллсайд драйв, 115. Хочешь ее забрать — забирай, а не то — в подвале канистра бензина и пластиковая взрывчатка с часовым механизмом. Через полчаса дом вспыхнет как спичка».

«Да, но я…» — пытаюсь было возразить.

Положили трубку.

Как быть? Разумеется, можно вызвать полицию, пожарных по этому же телефону; только как я все объясню, как оправдаюсь, в общем, при чем тут я, когда я тут ни при чем? Делаю еще один круг и выбегаю на улицу.

Мне, конечно, жаль эту Марджори, хотя здесь дело явно нечисто; просто так в подобные переплеты не попадают. Если я выступлю в роли ее спасителя, никто не поверит, что мы не знакомы; заварится такая каша — не расхлебаешь: преподаватель другого университета, приехал сюда читать лекции по приглашению… Короче, репутация обоих университетов будет запятнана…

С другой стороны, когда в опасности человеческая жизнь, уже не до рассуждений… Замедляю бег. Я мог бы зайти в любой дом, позвонить в полицию и с самого начала заявить, что не знаком ни с какой Марджори, в том числе и с этой…

По правде говоря, в здешнем университете есть студентка по имени Марджори, Марджори Стаббс. Я сразу отметил ее среди прочих слушательниц моего курса. Девушка, что называется, понравилась мне с первого взгляда; обидно, что в тот раз все так нелепо вышло: я позвал ее к себе, обещал дать нужные книжки. Ох, не надо было этого делать: я только начал курс лекций; никто еще не понял, что я за птица; она могла не так все истолковать; словом, возникло недоразумение, досадное недоразумение; в нем и сейчас трудно разобраться; она то и дело поглядывает на меня игриво, да и я тоже хорош: слова не могу ей сказать, мямлю, запинаюсь; другие студентки стреляют глазами в нового лектора и похихикивают…

Тем не менее чувство неловкости, внезапно пробужденное именем Марджори, не должно помешать мне прийти на помощь другой Марджори, чья жизнь находится в опасности… Если, конечно, это не одна и та же Марджори… Если, конечно, этот звонок не адресован мне самому… Всемогущая шайка гангстеров не спускает с меня глаз; им известно, что каждое утро я совершаю пробежку по этой улице; возможно, они следят за мной в подзорную трубу с наблюдательного пункта на ближайшем холме; когда я пробегаю мимо пустующего дома, они звонят по телефону, звонят мне, потому что знают о том дурацком случае с Марджори у меня дома, и шантажируют меня…

Незаметно для себя я оказался у входа в студенческий кампус; как был — в тренировочном костюме и кроссовках; я даже не подумал забежать домой, переодеться и взять учебники. Что делать? Бегу по кампусу; навстречу, через лужайку, идут гурьбой студентки — спешат на мою лекцию и снова одаривают меня невыносимой усмешкой.

Останавливаю Лорну Клиффорд и, продолжая бег на месте, спрашиваю:

— Где Стаббс?

В ответ Клиффорд только хлопает глазами:

— Марджори? Ее дня два уж нет. А что?

Я уже далеко. Выбегаю из кампуса. Несусь по Гросвенор-авеню, затем по Седар-стрит и Мапл-роуд. Еле перевожу дыхание, не чувствую земли под ногами, а заодно и легких в груди. Вот и Хиллсайд драйв. Одиннадцать, пятнадцать, двадцать семь, пятьдесят один; хорошо еще, что нумерация домов идет не по порядку, а через десяток. Вот наконец и 115. Дверь нараспашку; вбегаю наверх по лестнице, врываюсь в затемненную комнату. С кляпом во рту Марджори привязана к дивану. Распутываю веревки. Ее рвет. Она смотрит на меня с презрением и процеживает:

— Ублюдок.

⠀⠀

⠀⠀

⠀⠀

Глава седьмая

⠀⠀

ы сидишь за столиком в кафе, читаешь роман Сайласа Флэннери, взятый у господина Каведаньи, и поджидаешь Людмилу. Двоякое ожидание: с одной стороны, ты ждешь развития сюжета, с другой — читательницу, опаздывающую к назначенному времени. Ты сосредоточенно читаешь, пытаясь перенести ожидание Людмилы в книгу, словно надеешься, что она сойдет к тебе прямо со страниц. Но чтение не идет, роман застопорился на той странице, что у тебя перед глазами, как будто только