Птичка, успевшая улететь - Юля Артеева

class="p1">Слышу, как Илья говорит:

– Тихо, тихо, все.

– Адам, блин!

– Все, хорош, Артур.

Тут же осознаю, что меня больше не держат. Пока разгибаюсь, кто-то из девчонок плачет, Инесса Евгеньевна выкрикивает, вероятно, в телефон:

– У меня драка в кабинете!

Пытаясь проморгаться, чувствую, как Дания обнимает меня и быстро ощупывает лицо ладонями. Левый глаз видит хорошо, а правый немного нечетко. Уязвленный тем, что схлопотал по щам, я отстраняюсь.

– Руслан… ты как?

Дышу тяжело, перевожу агрессивный взгляд на Адама. Улыбается, мразина.

– А ну-ка по разным углам! – рявкает русичка неожиданно грубым тоном. – Адаменко и Базоев, туда к шкафу, Капралов, за мной!

Опустив голову, позволяю ей обхватить мое запястье и вывести за дверь.

– Инесса, что там? – запыхавшись, спрашивает трудовик, выскакивая с лестницы.

– Уже все. Посиди там в классе, посмотри, чтобы не расходились.

– А ты?

– Дай мне пять минут.

– Ин, у него глаз заплывает.

– Блин, Миша, я сказала, пять минут!

Мы поднимаемся на четвертый этаж, русичка ключом открывает какой-то кабинет. В большое окно бьет свет, и я щурюсь, пока она усаживает меня за стол. Видимо, сюда учителя ходят обедать, пахнет едой, а вымытые стаканы стоят кверху дном на веселеньком полотенце. Плечом прислонив телефон к уху, Инесса Евгеньевна роется в холодильнике и достает лед.

– Алло, Николай Валерьевич? Вас из школы беспокоят.

Я роняю лицо в ладони. Твою же мать. Какой у них там протокол на этот счет? Вызвать скорую, снять побои, выяснить, кто начал драку, поставить на учет всех троих? Или сколько нас там было… Только вот Адаменко и Базоев – милые румяные детки, а я – сирота под опекой дяди.

– …послушайте, я сразу скажу, что варианта два. Я должна вызвать скорую, но это означает стопроцентные проблемы для вас, – она убирает мою руку от лица и вкладывает в нее салфетку, в которой лежат кубики льда, – или вы можете забрать Руслана сами.

Прикладываю холод к больному глазу, а вторым смотрю на русичку с удивлением и надеждой.

– Да. Но если вы решите, что все-таки хотите снять побои и сообщить, что это случилось в школе, тогда проблемы будут уже у меня. Нет, я не предлагаю вам соврать…

Она вздыхает и садится через стол от меня. Нервно закусывает губу. Кажется, уже жалеет о том, что делает. Но все же говорит в трубку:

– Я вас понимаю. Но Руслан первый начал драку. Его спровоцировали на словах, но справедливости в этом вы вряд ли добьетесь. Факт будет зафиксирован и отражен во всех характеристиках. Придет социальный работник. А сейчас можно сбалансировать на том, что это никому не выгодно.

Русичка снова поднимается, заставляет меня убрать лед, внимательно смотрит. Из динамика телефона слышу голос святого Николая, который, кажется, в бешенстве. Интересно, он мог бы отказаться от опеки?

Она говорит:

– Нет, травма только у вашего.

И мне вдруг удается разобрать, как дядя угрожающе басит:

– То есть вы хотите сказать, что моего ребенка избили, и я должен просто все замять?!

Я выхватываю у Инессы Евгеньевны смартфон и говорю:

– Коль, все хорошо! Я в порядке, пожалуйста, просто забери меня, ладно?

– Русик, твою же мать!..

– Сам знаешь, где моя мать, – хмыкаю, не сдержавшись, и повторяю, – пожалуйста… просто забери.

Какое-то время Коля еще договаривается о чем-то с учителем, но я уже не слушаю. Просто держу лед у века и кручу в голове то, как он назвал меня своим ребенком. Горло забивает противоречивыми эмоциями, и я трачу все силы на то, чтобы с ними справиться.

Когда Инесса Евгеньевна выводит меня в коридор и запирает дверь на ключ, я спрашиваю:

– У вас проблем не будет?

– Зависит по большей части от вашего дяди.

Я уточняю:

– Школе выгодно уладить конфликт?

– Школе – да. Мне – нет. Если бы я заботилась о себе, Руслан, я бы вызвала скорую и незамедлительно сообщила нашему безопаснику. А потом ушла домой чай пить и проверять тетради.

Я затыкаюсь. Салфетка уже стала неприятно мокрой, но я снова прислоняю ее к глазу.

А уже на лестнице говорю:

– Я прочитаю «На дне».

И это вызывает у русички такой искренний, пусть и немного нервный, смех, что я тоже фыркаю и вздрагиваю от беззвучного веселья.

В кабинет русского и литературы мы, к моему удивлению, не возвращаемся. Вместо этого Инесса Евгеньевна звонит трудовику, который приносит мои вещи и забирает к себе.

А потом, спустя всего несколько минут, туда влетает и Чернышевская.

Выглядит как разъяренная фурия. Светлые локоны откинуты встречным ветром за спину, в глазах одновременно злость и обеспокоенность.

– О чем ты думал, Рус?! – кричит с порога.

Я откладываю салфетку, в которой кубики льда уже растаяли больше, чем наполовину, и поворачиваюсь к Дане. Она же, наткнувшись взглядом на мою ссадину, вдруг всхлипывает, подходит и забирается мне на колени. Крепко обхватывает за шею, жмется близко.

Мне приятно. Я хочу напиться ее эмоций, как обычно делаю. Жадно и взахлеб, притворяясь, что имею на это право.

Но я пожимаю плечами:

– А ты не этого хотела?

– О чем ты?

– Когда просила тебе помочь. Разве не ждала, что оверхенды бить начну за тебя?

Чернышевская отодвигается, чтобы посмотреть мне в глаза. Ее в этот момент – полны слез. И эта деталь неожиданно просто взрывает меня. Заставляет рассыпаться мелкой крошкой, а затем разлететься пылью по тихому пустому кабинету.

– Нет, Руслан, – говорит Дания едва слышно, – совсем не этого я хотела.

Глава 20

Руслан

– А че, Капрал, с Илоной у вас это… все? – спрашивает Ваня Рогов, пока мы переодеваемся.

Оборачиваюсь к нему с футболкой в руках. Пожимаю плечами:

– У нас никогда и не было ничего.

Он потирает лысую голову и цокает языком:

– Ну, что-то все-таки было.

– У Ракеты с кем только не было.

– Ага, – Олег хмыкает, сидя рядом на скамейке, – так что ты проверься, братик.

Я морщусь:

– Да пошел ты.

Натягиваю футболку, придерживая ворот, чтобы не задеть больной глаз. Чистяков, конечно, подкалывает меня, но шутка залетает не туда. Я и так постоянно кажусь себе каким-то… грязным. Про безопасность с Илоной никогда не забывал, конечно, просто мне жаль, что жизнь меня так потаскала, прежде чем приволочь к Дане. Все время боюсь ее испортить.

Я детство на улице провел, в дорожной пыли, со сбитыми коленками. Мы бегали стайкой, что-то вечно выпрашивали, иногда воровали по мелочи. Потом, как стали старше, больше бухали да махались друг с другом. Какие-то деньги вымутить старались.

Я рано научился себе