#Издержки изоляции, или Лето 2020, которого не было - Ирина Борисовна Оганова

Андрей медленно катил по Курортной улице в сторону Зеленогорска, не доезжая, съехал по крутому спуску, слез с велосипеда и, крепко держась за руль, перешёл шоссе, проехал насквозь по первой попавшейся улочке и оказался у песчаного берега Финского залива. Народу прилично прибавилось, и многие, как, наверное, и прежде, беззаботно прогуливались взад-вперёд, кто-то разделся и разложился на полотенцах, особо отчаянные, в основном дети, залезали по коленки в воду, но дальше идти не решались. Андрей поставил велик на подножку и присел прямо на песок, потом стянул спортивку, расстелил её и блаженно улёгся, закинув руки за голову. Он превратился в желеобразную массу, размяк, расплылся, не в силах больше терпеть напряжение. Только сейчас он понял, как устал за эти два дня и чего они ему стоили. Полное опустошение. Куда-то подевалась непоколебимая уверенность в том, что из равновесия его могут вывести лишь проблемы по бизнесу, всё остальное – суета и он не способен глубоко принимать к сердцу чисто душевные моменты. Как же он ошибался, как не догадывался, что может впасть в зависимость от одного-единственного человека, женщины, которая поначалу казалась ему несуразной, к которой он привыкал, не заметив, как врос в неё всем своим существом и помыслами. А теперь вынужден выкорчёвывать с корнем то, что сам взрастил, и это оказалось слишком болезненным. Ему было не оторваться от песчаной мякоти и от ласк тёплого солнца, и он то и дело впадал в дрёму. Сквозь неглубокий сон слышался гул детских восторженных голосов, окрики надоедливых мамаш, крик голодных чаек. Обездвиженный, он напоминал себе сдувшийся матрас, оставленный кем-то за ненадобностью.

«Она написала: “Тебе решать…” – значит, последнее слово за мной? И отчего тогда такая обречённость и невозвратность?! Да потому, что я бессилен перед самим собой и проблема только во мне. Проблема непринятия. И это не зависит от желания или нежелания, это необратимость ситуации, выстроенной на особенностях моей сущности».

Такого глубокого анализа своей личности ему никогда не приходилось делать ранее, и он будто узнавал себя заново, вернее, познавал и ничего утешительного не находил. У калитки, как верный часовой, поджидал Степаныч. Он улыбнулся, похлопал Андрея по плечу и принял велик.

– Уезжаешь? – тихонько, как бы невзначай, спросил Стёпа.

– Да, через час тронусь…

– Жаль… – сказал Степаныч и покатил велосипед в сарай. Неожиданно резко обернулся, хотел что-то добавить, уже было открыл рот, да передумал.

В столовой был накрыт обед и в центре стола стояла ваза с разноцветными тюльпанами.

– Это мы от души для вас купили. Кутдус в «Репу» сгонял. Наши-то ещё не распустились. Эх, жаль, не дождались! Каких только сортов у нас нет! Все разные! Я так переживаю, когда они осыпаться начинают. Такой век у тюльпанов недолгий! Чуть не плачу каждый раз!

– Диль, а у вас с Кутдусом дети есть?

– Нет у нас детей. И не будет. Мы поэтому и из родного дома уехали, что заклевали нас его родственники. Требовали бросить меня и брак расторгнуть. Кому, мол, такая жена нужна, коли родить не может. Да я и не держала его. Понимала. Это он предложил в другие края податься, подальше от осуждения. У меня родня тут дальняя. Они мне это место и нашли. С тех пор и живём. Грех жаловаться. Хозяева тихие, спокойные. Слова плохого за столько лет не услышала, если и поругают, то слегка совсем, необидно.

– Значит, всё тебя устраивает? А я уже чуть было новое место работы тебе не предложил. Если когда надумаешь, добро пожаловать в Москву. И Кутдуса пристрою. И Степаныча, если понадобится.

– Спасибо вам, только ни я, ни Стёпа хозяев наших не оставим. Что с места на место скакать. Мы здесь как дома. Да, чуть не забыла! Вещи женские из другой спальни я аккуратно сложила, а что дальше делать, не знаю. Может, в пакеты их магазинные? Я их все сохранила.

– Себе оставь, родственникам раздай. Что хочешь делай.

– Ой! Так в них целое состояние вбухано! Нет, нет! – Она замахала руками и испугано вылупилась на Андрея.

Была у него поначалу мысль позвонить в ДЛТ и возврат сделать, не стал пачкаться.

– Тогда выброси на помойку.

– Как это выбросить?! Да что вы такое говорите! Как можно!

– Значит, прекращай причитать. Бери, и закончим этот базар. И крепкие напитки Стёпе отдай. Вино заберу. Он в нём всё равно ничего не соображает, только добро переводить. Что-то Сары не видно весь день?

Сара, как услышала своё имя, вылезла, полусонная, из-под кресла, вытянула лапки, потянулась и несколько раз протяжно промяукала.

– А ты-то чего возмущаешься?! Скоро буду мучить тебя дальней дорогой.

Сара своим особым прищуром взглянула на Андрея, лениво мотнула хвостом и опять полезла досыпать под кресло.

– Ладно, я к себе. А ты зови мужиков вещи грузить. Диля стояла как вкопанная, не шелохнётся, руки плетями повисли, в глазах отчаяние, словно сына родного провожает и всё нутро её этому противится.

– Диль, ты так до слёз меня доведёшь!

Андрей нацепил маску беззаботности и рассмеялся, но смех получился неживой, тусклый и безрадостный. Прощались недолго. Андрей обнял всех крепко по очереди, особенно долго висел на Степане, обещал, что увидятся, жизнь длинная, обязательно на рыбалку сходят и за грибами по осени.

– Ты звони, Стёп, всегда рад буду! Может, и в Москву как-нибудь… У нас тоже есть места, где горилку подают!

– Погоди! – Степан сорвался и бегом к себе. Выходит, лыбится во весь рот, а в руках пузатый бутылёк зажат.

– Тебе приберёг, думал, вместе распечатаем. Кто же знал, что ты так неожиданно?!

Провожать все вышли за ворота, и Андрей ещё долго видел в боковое зеркало блаженную троицу: Дилю, Кутдуса и Спепаныча. Как только машина скрылась за поворотом, невидимая ниточка, связывающая всех воедино, треснула и оборвалась. Андрей ощутил облегчение, словно включился процесс его возрождения; ещё немного, и он отыщет дорогу к себе прежнему. В Москву! Только сейчас он понял, как соскучился по широким проспектам родного города. Комарово – чудесное место, но это лишь небольшой отрезок его жизни, отчасти придуманный мир, хрупкий, как детские песчаные замки на Финском заливе. Все события и действующие лица сливались воедино, в большой значимый пласт памяти, который навсегда поселился в нём. Он больше не злился на Ирину и не винил за обман. В любом случае это был прекрасный опыт, яркое приключение, и по-другому не имеет смысла к этому относиться. С лёгкостью добрался до Москвы, но, переступив