Рисовальщик - Валерий Борисович Бочков

прописка нужна была, а тебе-то зачем? – Он гадливо посмотрел на голую спину Ванды, на её ягодицы.

– Сучка ментовская. Ты в курсах, что батя её мусорком был? А ты повёлся! Как баклан рюхнулся на манду мусорскую. Вон же… марух ежовых в любом баре пучками срывай – чего тебе не так? Эта ж гнилая насквозь! На марафете конкретно сидит, её ж два раза откачивали. Там мозг спёкся… – Он хмыкнул и полез в карман. – Гляди…

Он кинул мне сигаретную пачку. Я дотянулся, тонкие, дамские «Вирджиния Слимс», те что обычно курила Ванда. На пачке был написан адрес этой квартиры. Шариковая ручка в некоторых местах порвала картон.

– Дура же! – Бунич рассмеялся. – Круглая! Забыла на столе – вот умора!

Я достал из пачки сигарету, тонкую, белую, почти игрушечную.

– Да! – обрадовался Бунич, точно припомнив что-то занятное. – Она к тому же и лесбиянка! Не исповедовалась тебе случайно? Подружка у неё есть – Милка. Оторва вроде этой, погань. Но вместе такой цирк исполняют, у меня фотокарточки есть, какой там в жопу «Пентхауз» с «Плейбоем»! Милка тоща вот только, на герыче сидит конкретно. А так порнуха высший класс.

Я нащупал в кармане зажигалку, вынул, прикурил. Бунич следил за каждым движением. Я затянулся, согнул колени, боль полоснула по низу живота. Я выпустил дым и затянулся ещё раз.

– Мразь ты, конечно, отменная, – я стряхнул пепел на пол, – такого подонка специально не придумаешь. Ты ведь не человек – карикатура. Как в кино.

– Точно! Из фильма ужасов! – Бунич утробно хохотнул. – Дракула! Давай уж напоследок покуражимся – ты не против? Она точно не против! – Он резко шлёпнул Ванду по бедру. – А уж я тем более!

На бедре Ванды проступила розовая пятерня – чёткая, как печать. Бунич тоже заметил отпечаток.

– Кожа нежная, это да, – ласково произнёс он и погладил ягодицы Ванды. – Как у целочки.

Бунич обладал поразительной способностью переходить с урловой фени на нормальный русский, менялись дикция, выговор, даже тембр голоса – возникала полная иллюзия общения с двумя персонажами. Меня пугала возможность появление кого-то третьего – ещё гаже, ещё страшней, ещё опасней. И он – этот третий – появился. Уже не горластая шпана с рабочей окраины и не приблатнённый прохвост с юридическим дипломом, третий обладал вкрадчивыми ухватками живодёра, ледяным спокойствием садиста.

– Ты думаешь, я бы тебя отпустил, – Бунич, наклонив голову, взглянул на меня, – если б ты сразу баблом ответил?

– Да, отпустил, – ответил я. – И меня, и её. – Подумав, добавил: – Ты же слово дал.

Бунич внимательно смотрел на меня. Взгляд этот очень мне не нравился. Бунич явно что-то решал, и, скорее всего, решение касалось именно меня. Ладонью он механически поглаживала зад Ванды, так люди в задумчивости гладят кошку. Я сделал затяжку и воткнул недокуренную сигарету в линолеум пола.

– Слово дал, – повторил Бунич разочарованно, точно я его подвёл. – Вот видишь… Вы вечно всё усложняете, какие-то правила у вас, условности. Мораль, честь, долг. А у нас правило одно – выиграть. Любой ценой – и никаких других правил больше нет и быть не может. Только победа! Вы же убогие… – он покачал головой, – уроды вы. Вот гипотетически мне нужно зарезать, допустим, младенца, чтоб получить миллион баксов. Я ведь глазом не моргну. Я и за тыщу зарежу. Могу и даром, если нужно авторитет поднять. А ты ведь даже обсуждать не станешь. Ты сам лучше сдохнешь, ведь так? Так?

– Так…

– А вот если подойти к вопросу не гипотетически. – Бунич оживился. – Конкретно если подойти? Если конкретно на интерес сыграть, а? Вот на эту лярву?

Он ткнул стволом в шею Ванды. Я уже представлял в общих чертах эту игру.

– Бунич, – сказал я устало. – Ты не только подонок, но и кретин. Дегенерат. Ты же сам только что убеждал меня, что правил не соблюдаешь. И тут же предлагаешь играть. Нет, всё-таки ты идиот, клинический идиот. Впрочем, оно и понятно – инцест…

Последняя фраза очевидно разозлила его.

– У вас же в Челябинске девка целкой остаётся, если у неё брата нет. Или батяня помер.

Лицо Бунича стало серым, он медленно поднял руку и направил ствол револьвера мне в грудь. Левой рукой сдавил шею Ванды, она застонала, мне показалось, что в её кулаке что-то зажато.

– Ещё слово… – прошипел он.

– Что, родню вспомнил? Мамашу с папаней? Или сестричку?

Я засмеялся. Мне показалось, что Бунич сейчас выстрелит. Ванда сжимала в кулаке рулон купюр. Я увидел, как она вытащила из рулона скрепку. Большую канцелярскую скрепку из стальной проволоки. Мы из этих скрепок рогатки гнули, а из скрепок поменьше – пульки делали. Скрепку распрямить, кусачками нарезать, а после согнуть пополам. Больно били, особенно если в шею попасть.

– Сестричка, значит! – крикнул я весело. – Точно, Юлькой зовут!

Бунич оскалился, он продолжал целиться мне в грудь. Убрал руку с шеи Ванды и с силой шлёпнул её по ляжке.

– Ну-ка, сука, покажи розовенькое! – Бунич с силой хлестал Ванду по ягодице. – Ну-ка! Ну-ка! Розовенькое!

Потом он расстегнул брюки. Сжал свой фаллос, большой и вялый, и пытался впихнуть его в Ванду. Неожиданно Ванда по-кошачьи прогнулась, и он вошёл в неё. Ванда вскрикнула, Бунич издал хриплый рык.

– Фото на память! – Бунич крикнул, целясь мне прямо в лоб. – До встречи в аду!

37

Несколько событий произошло одновременно. Бунич спустил курок. Я беспомощно прикрыл лицо ладонью. Боёк звонко стукнул в пустую ячейку барабана. Ванда воткнула скрепку в электрическую розетку, розетка торчала из стены в полуметре от пола. Лампочка под потолком глухо лопнула, напоследок полыхнув, как фотовспышка. Жёлтые искры, полетели во все стороны. До пола они не долетали – сгорали в полёте. В застывшем кадре Бунич, раскинув руки, откинулся навзничь. Его член торчал как палка. Ванда плашмя упала на пол.

Снаружи начало светать. Сизый свет из окна покрасил всё в пепельный цвет. Мои ладони были серыми. Серый Бунич тряс головой, как контуженный. Он ползал на карачках по серому полу и пытался нашарить револьвер. Серая Ванда, держась рукой за стену, поднялась на колени. Револьвер был у неё. Она повернулась и мелкими шажками, на коленях, как безногий калека, приблизилась к Буничу. Приставила ствол к темечку. Грохнул выстрел.

Бунич рухнул на пол. Без звука, без вскрика. Звон от выстрела комариным писком застрял в ушах, я покрутил головой, но звон стал только громче. Ванда кинула пистолет на пол и с трудом поднялась на ноги.

Шатаясь, она побрела в ванную, мне было слышно, как Ванда пьёт – жадно и