Чуть позже зажглись фонари - Мария Степановна Бушуева

– Именно. А мне было бы даже неплохо: роди она – тогда мы точно разведемся. Я сама не решаюсь почему-то подать на развод.

– Ну и дура! Пожалеешь об этом!

– Может быть.

– Но, конечно, тебе просто Аришку жалко. Так и не общается с ним?

– Как сорвала объявление о кроликах с дверей магазина, так и с ним порвала. И записей его не читает больше, и на его звонки не отвечает. А когда он приезжает, сразу убегает из дома.

– Страдает?

– Еще бы! Она его любит. И с ним ей было просто. Я ведь совсем другая: могу молчать сутками, работая или думая, сама знаешь, замкнутая.

– Все так.

– И в кармане у меня нет таких денег, чтобы поменять Аришке старый мобильник на новый, это ее угнетает не меньше, чем сам разрыв с ним. Но самолюбие ей пойти на перемирие не позволяет. Он ждет, что она попросит прощения, она – что он о ней заскучает.

– Ему некогда!

Конечно, мне не совсем приятно было читать о любви моего мужа к этой Люсе, а уж про поцелуи и прочее тем паче. Я не мазохистка. Но мы с Юлей каждый вечер просматривали – и очень внимательно! – сетевые дневниковые записи Димона, чтобы, так сказать, я была готовой ко всему.

Но, увы, развязку этой пьесы угадать еще было невозможно…

И сказка для Люсиных родителей так и не стала былью. Люся действительно забеременела, но оказалась совсем не такой стервой, какой видела ее моя подруга: она честно призналась родителям и Димону, что ждет ребенка не от него, а от «одного из». От какого-то местного парубка, вроде экспедитора из областного центра. В общем, какая им разница? Вряд ли они пожалели того парня, которого не дождалась Люся из армии.

Стенания Димона в «Живом журнале» стали назидательными: он благословлял Люсю, писал, какие щедрые подарки сделает ей к свадьбе (одним был дорогой брендовый костюм), мы проследили срок ее родов – и вот сам Димон торжественно сообщил, что приехал на «кадиллаке» забирать Люсю и привез ее молодого мужа, а вместе с ним отца и мать. Так сказать, дал им ощутить привкус сказки…

Не знаю, как пережили они крах своей мечты о «добром дядюшке» и подаренном им богатстве, возможно, утешились тем, что их Люся вышла замуж за молодого да бравого.

Стоял март, все еще было холодно, Димон приехал в город забрать мои картины: он решил сделать деревенский дом более «светским». Настроение у него было не ахти: все-таки не зря он бегал к экстрасенсу, чтобы узнать, какого качества у Люси энергия (об этом он тоже откровенно рассказал в Интернете).

Когда я прочитала: «У вашей Люси сейчас вообще нет энергии, ответил экстрасенс. И тогда я воскликнул, но откуда же у меня энергия?!» – я решила, что у Димона, как говорится, несколько съехала крыша. И вспомнила, ведь мне еще Аришка на это намекала, даже давала прослушать записанный на ее телефон монолог Димона (что дочь фиксирует его слова, он не заметил):

– Мама, ты только послушай, как он объяснил, что мы с ним попали в аварию! По-моему, у него что-то с головой!

* * *

Они попали в аварию, потому что Димон, как нередко с ним это случалось, заснул за рулем. Слава богу, дело было в пробке, которая еле-еле рассасывалась, и потому двигались все автомобили очень медленно. Тем не менее, задремав, Димон впечатал свою машину в бампер впереди ползущей. И, хотя ехали по-черепашьи, капот сжало, как меха аккордеона, – жаль, не столь ровно.

– Это произошло из-за нашей мамы, – стал объяснять Аришке Димон, когда они сидели в машине и ждали ГИБДД. – Мы уезжали, я на нее наорал, а она, как всегда, мне не ответила тем же, а промолчала, но дала нам в дорогу булочку с сыром, нет, ничего такого, то есть плохого, для меня и для тебя она не хотела, смерти не желала, просто вложила в сыр свою энергию, и, когда мы поехали, я откусил от булочки и ее энергия меня усыпила. Она ведь все может. И перевернуть машину тоже. Потому что ее бабушка, Антонина Плутарховна, обладала силой, когда старушку я увидел, сразу понял, к кому я попал.

– К кому? – спросила Арина, продолжая беседу записывать.

– К ведьме настоящей, урожденной.

– Какие глупости ты говоришь, – возмутилась Ариша. – Мама очень добрая. И она рассказывала про мою прабабушку: она тоже была хорошей.

– Соглашусь, мама добрая. Но не в ней дело. Все идет через нее. Когда она меня любит, через нее идет поток силы, у меня тогда все получается, а когда впадает в отчаяние, это катастрофа – такие идут мощные разрушительные потоки от нее, что жди несчастий!

– Ну мы же не перевернулись, – после молчания подала еще одну реплику озадаченная Аришка.

– Но и обидел я ее не так уж сильно.

Тут Арина посмотрела на меня вопросительно:

– И мне потом сказал: ты тоже станешь ведьмой.

– Ариша, – сказала я, – на свете еще много необъяснимого, твой отец чует нашу родовую генетическую силу, просто не может ее объяснить иначе как с помощью обывательских суеверий.

– То есть твоя бабушка, и точно…

– Нет, конечно!

Я поняла, о чем хочет спросить Ариша.

– Если коротко тебе попытаться объяснить, дело вот в чем: каждый человек рождается с какой-то своей задачей, которую должен выполнить. У одного это просто продолжение жизни, то есть он только мостик к следующим поколениям; у другого это социальные задачи: например, вырвавшийся из глухой деревни начинает делать политическую карьеру, и его дети, а потом внуки поднимаются по социальной лестнице еще выше; у третьего – это творчество. Но человек обольщается, полагая, что задачу своей жизни он выбирает сам – выбирает его род. И порой сила рода бывает такова, что любое отступничество от поставленной перед человеком сверхзадачи грозит отступившему гибелью. Вот и у нас так.

– А при чем тут сыр? – спросила Ариша хмуро.

И я почувствовала: ей не хочется быть рабыней родовой воли.

– Ни при чем, конечно. Видишь ли, у отца Димона, твоего деда, за восемь лет до смерти заболела рука…

– У па тоже болела, помнишь?!

– Именно тогда он и решил, что ему осталось жить всего восемь лет. Это было…

– Я помню!

– Из-за страха смерти у него несколько съехала крыша. А поскольку я тоже знаю дату, он видит во мне опасность.

– Почему?

– Потому что ему кажется, что, если дату забыть, можно через нее проскочить, и сам он всячески от этого как бы мистического знака отвлекается…

– С Люсями!

– В том числе. Или человека, который помнит дату, просто нужно убрать из своей жизни. Его должно не быть. А в то, что я забуду, он не верит, поскольку проецирует на меня свое желание освобождения от меня. Значит, такой вот получается параноидальный синдром, узколокализованный.

– Блин! – воскликнула Аришка, и мне послышался никогда мной не слышанный голос Люси. – Мне не нормальные родители достались, а чудики!

* * *

Но один параноик – это не так страшно, а вот когда появляется рядом с ним советчик, причем гораздо более сильный как личность, побитый жизнью и отсидевший за то, что застрелил человека, – это уже серьезно.

И такой нашелся: по объявлению в Интернете о том, что в строящийся гостевой дом на Оке требуется работник, в деревню приехал наниматься на работу некий гражданин Антонов. Он