Трое из Жана-Парижа - Айгуль Клиновская

В 1994 году Айша уже поступала в алматинский вуз, простившись со Славянском. С собой она увезла адреса новых друзей и твердую уверенность, что однажды обязательно вернется в этот уютный город, с которым связаны два счастливых года. Непременно заглянет на базар за вкуснейшими черными семечками и пройдется по знакомым улицам, которые и через много-много лет обязательно сохранят следы ее беззаботных ног.

Эдик не написал больше ни строчки.

7. Вечер июльский был душен и ал…

Андрей возвращался домой. В яблоневых садах, которые начинались практически от двери подъезда и покрывали все предгорье, стоял небольшой деревянный сарай, где местные пацаны создали подобие мужского клуба. Курили, вели дискуссии, пили бормотуху. Иногда на огонек залетали девчонки, бедовые и разнузданные, будто жизнь им отмерила немного, и поэтому они проживали день за два. Тамарку Андрей с собой не брал. Нечего ей там делать. Он не мог разобраться в их отношениях – не любимая, не невеста, не жена. Мама пыталась подступиться с вопросами, но оба отмалчивались. Ярик сверкал на Тамару шальными глазами, моментально немея в ее присутствии. Андрей хлопал братишку по плечу: «Что, Яра, влюбился?» Тот взбрыкивал и огрызался.

Как пишут в романах, ничто не предвещало беды. «Вечер осенний был душен и ал». Потом, когда все произошло, именно эти строки назойливым рефреном крутились в голове. Любимое стихотворение Айши. Она так часто его цитировала, что и Андрей украдкой стал почитывать Ахматову. Хотя вечер тот был никакой не осенний, а летний. «Слава тебе, безысходная боль!»

В горах дышалось свежо и вольготно, город встречал плотной духотой. По мере приближения к дому улицы начинали темнеть – район не мог похвастаться обилием фонарей. Когда те двое окликнули, лучше было бы не отвечать, может, даже убежать молча. Они были пьяны и вряд ли на следующий день вспомнили бы пацана, который безмолвно испарился. Но жизнь не перепишешь. Слово за слово, Андрей не мог не отреагировать, все-таки в родном районе командированные – он сразу понял, что приезжие, – пытаются что-то предъявлять. Долго реверансами не обменивались, началась драка. Он крутился между ними вьюном. Хоть и пьяные, но старше и крупнее, потому кидались, как потревоженные во время спячки медведи.

Нож возник в его руке словно из ниоткуда. Не тот, который он показывал девчонкам в Жанатасе, другой. Тот он оставил Кубе на память. В Алма-Ате кент Валера подогнал новый. Блеснувшее лезвие остудило пыл нападавших, и они убежали в сторону своего общежития.

Андрей сел на лавку автобусной остановки. Хотелось унять пузырившуюся внутри злость, чтобы у мамы не возникли тревожные вопросы. Вспоминая потом снова и снова тот вечер, он отбрасывал назойливые «если», которые жалили своей неосуществимостью. Если бы возвращался чуть раньше или чуть позже, если бы убежал, когда встретил их, если бы не остался на остановке, а сразу домой…

Вскоре они вернулись. Уже вчетвером. Позже на суде вахтерша рассказала, что жильцы и раньше доставляли хлопоты. В тот день они выпивали в комнате, затем двое ушли. Вернулись разъяренными, прихватили оставшихся и снова куда-то попытались рвануть. Женщина видела, в каком они состоянии, поэтому намертво закрыла дверь и велела угомониться. Но они все-таки выбрались из окна: комната была на первом этаже…

По дороге выдрали несколько кольев из шаткого забора того самого хлебокомбината, откуда местные пацаны таскали баранки. Андрей уже направлялся к дому, когда его настигли. Получив по голове, он упал. С четырех сторон посыпались удары ногами, руками, палками. Из него с остервенением выколачивали душу. «Убьют». Эта мысль пружиной выстрелила внутри и чудом подняла его на ноги. В свете тусклого комбинатовского фонаря снова сверкнул нож.

Андрея всегда завораживала ярость, дремлющая в холодном оружии до поры до времени. Распалял сам факт обладания ножом, но желания даже просто припугнуть кого-то никогда не возникало. Они часто с пацанами играли в «ножички», кидали с плеча, с головы и даже с носа, метали в землю и выцарапывали на деревянных скамейках свои имена. Андрей пошел дальше остальных, он изучал историю холодного оружия, его разновидности и способы изготовления. Просто для себя, потому что было интересно.

Тогда в драке, ослепленный кровью, заливающей глаза, он принялся хаотично размахивать ножом. Несколько ударов достигли цели. В безучастном свете фонаря лезвие коротко вспыхивало и гасло, погружаясь то ли во тьму, то ли в чью-то плоть.

Удивительно, но рядом находились люди, ставшие потом свидетелями на суде. На остановке ждала автобус семейная пара с детьми. Женщина истерически кричала, вцепившись мертвой хваткой в мужа, который порывался кинуться на помощь. Стайкой на велосипедах пролетели мальчишки, затормозили разом в отдалении, спешились и наблюдали, переговариваясь.

Свет фар вспорол темноту. Одновременно с хлебокомбината, потрясая то ли тростью, то ли ружьем вылетел сторож. Побросав палки, мужики сбежали. К Андрею подскочил Валера, который и подарил тот самый нож.

– Ты как, братан?

Дальнейшее вспоминалось урывками. Валера пытался дотащить его до машины, Андрей тряпичной куклой валился на землю. Сознание периодически отключалось: здорово досталось по голове. С ближайших домов бежали люди, где же они были раньше… Вдали нарастал рев милицейской сирены.

– Сука, – выругался Валера. – Не успели.

– Сынок, как же это? Да что же это делается? – Над ним склонилась мама, Валера куда-то исчез. Андрей открывал и закрывал глаза. Каждый раз возникали новые лица. Маму оттеснили милиционеры. Люди плотным и шумным кольцом обступили пятачок земли, на котором он лежал.

А потом грянул вой. Страшный и нечеловеческий вовсе. На фоне разом загудевшей толпы голосила какая-то женщина. «Почему она так кричит? Что случилось?» Андрей пытался повернуть голову на жуткий звук. Пацанята на великах сгоняли к общежитию и примчались с оглушающей новостью – двое, те самые, что по пьяному куражу помчались на подмогу дружкам, обратно не добежали. Упали. Мертвы.

«Не может быть». Андрею хотелось подняться над толпой и раствориться в безмятежном черном небе, на котором так же, как и вчера, так же, как и всегда, по очереди вспыхивали звезды. Он пытался заткнуть уши, чтобы не слышать мамин отчаянный крик. Пытался найти ее в толпе и вроде выхватывал взглядом – обезумевшую, растрепанную, в халате и тапках на босу ногу. Ее все время заслоняли чужие и безликие, а он хотел утешить, сказать, что это ошибка, этого не может быть…

Два удара. Смерть от острой кровопотери. Нож не нашли. Поэтому так долго тянулось следствие. В СИЗО сидел не