Расплата - Вакиф Нуруллович Нуруллин

— Почему же ты мне вчера ничего не объяснил? — вытирая слезы, сказала Роза потеплевшим голосом.

«Верит», — обрадовался Фалах и решил не выпускать ниточки.

— Вчера? Ты забыла, как ты меня встретила вчера. Я, усталый и злой на бездарно проведенный вечер, на убитое время, тороплюсь домой к жене и дочери, а меня встречают упреками, подозрениями, а нервы, знаешь, после работы уже совсем отказывают. И ты слушать ничего не хочешь. В другой раз буду посуду бить. — Фалах попробовал пошутить, но Роза не улыбнулась.

— А почему же ты сказал Хакимжану-абый, что остаешься в театре?

«Об этом я и забыл», — подосадовал Фалах.

— А, так ты из-за театра дуешься? Сама, между прочим, и виновата — знакомства с артистами тебе не хватало. Еду вчера в машине после работы, смотрю, твоя закадычная подруга, несравненная Гасима рукой машет. Остановился. Просит до театра подбросить. Не отказывать же человеку в такой малости.

— Но ведь ты не только подбросил, но и остался в театре.

— Ну, информации к размышлению у тебя больше, чем достаточно. Да, я остался, потому что Гасима обещала достать мне билеты на концерт зарубежных артистов — не каждый день они к нам, в Казань, приезжают. Думал, что московского гостя возьму с собой. Машину я отпустил, ведь за Розалией надо было спешить. Но твоя подруга, увы, слова не сдержала, и я пошел в гостиницу к товарищу из Москвы, чтобы свести его хотя бы в ресторан. Мест, конечно, свободных не оказалось, купили мы с ним в буфете бутылку коньяка, закуски всякой и посидели у него в номере. Чтоб успокоить нервы, в шахматы поиграли да заигрались слегка. А ты говоришь — женские духи…

Да, врать оказалось не так легко. Фалах аж вспотел. Но старался он не зря. Роза вся посветлела лицом, поверила его байкам. Но, одевая Розалию, она все-таки высказала Фалаху свою обиду:

— И все же, Фалах, тебе не следовало бы так со мной разговаривать. Мог бы и ты меня понять — я ведь целый день тоже на работе, да и вечером дома, как вторая смена — прибраться, ужин приготовить. Знаешь ведь, само ничего не делается. И тебя еще ждать надо, неизвестно, когда придешь. А пришел, сказал бы доброе слово, много ли надо женщине.

Этот выговор Фалах слушал уже с облегчением, это был уже мир.

С улицы послышался сигнал машины — Хакимжан-абый был на месте точно, как всегда. Фалах взял за руку дочку, которая, уже одетая, ждала его у двери, и помахал рукой Розе:

— Ладно, мать, нас ждут. Сегодня обещаю быть дома вовремя.

И Роза улыбнулась ему.

К вечеру были забыты все вчерашние неприятности, и за ужином Фалах и Роза весело шутили, любуясь друг другом и дочкой. После ужина Роза организовала большую стирку. Розалия все норовила помочь матери, и Роза то давала ей выжать носовой платок, то просила подать бельишко, чтобы повесить его на веревке. Фалах смотрел телевизор, но краем уха улавливал, что делается дома, и на душе у него было спокойно и радостно, что все обошлось. «Как хорошо, что отношения с Гасимой не зашли далеко, — удовлетворенно думал Фалах. — А не пришел бы в театр ее муж, кто знает, как кончился бы тот вечер? Конечно, она артистка. Ну и что? Еще Шекспир, кажется, сказал, что весь мир — театр, а все люди — актеры и каждому приходится играть свою роль. И чем Роза, нежная, милая Роза, хуже этой Гасимы?»

Давно Фалах не говорил Розе тех нежных слов, что услышала она от него в этот вечер.

…Сейчас, в больнице, Фалах еще острее чувствовал превосходство Розы над Гасимой, будь эта Гасима трижды неладна.

Почему не извлек он урока из того, уже достаточно горького опыта? Почему сегодня клянет то, что мог предотвратить вчера? Потому что силен иной человек что называется задним умом, и не все подвластно разуму.

22.

…Гасима объявилась через неделю. Все эти дни Фалах и радовался, что нет от нее никаких вестей, видимо, поняла, что на служебную машину Фалаха рассчитывать нечего, — и с горькой надеждой поднимал телефонную трубку, ожидая услышать приятный звонкий голос. Сам он решил, что ни за что не будет ее искать, он даже случайно боялся встретить ее где-нибудь на улице. Но, вместе с тем, душу его томило желание снова видеть Гасиму, слышать ее, чувствовать ее близость. Его сердце, как муха в меду, завязло в тонкой паутине чар Гасимы, и не хватало сил выпутаться из них.

— Фалах Мухаметович, вы? — пропела в телефонную трубку Гасима, и Фалах пересохшими губами смог только выдавить:

— Да!

— Я соскучилась по вас, Фалах Мухаметович, как по брату родному. Как вы живете-можете? Какие новости дома? Все ли здоровы?

— Спасибо, Гасима-ханум, все хорошо, — Фалах наслаждался ее голосом, он забыл сразу о всех недавних неприятностях.

— Рада за вас, Фалах Мухаметович! А вы завтра после обеда не согласились бы составить мне компанию? А?

— А почему бы не сегодня? — выпалил, не раздумывая, Фалах.

— Можно бы и сегодня, только сейчас уже четыре часа, а вам еще дочку надо брать из яслей. Вы в прошлый раз так беспокоились за нее.

— А какие у вас планы на завтра?

— Вы взгляните в окно, Фалах Мухаметович, дни-то стоят какие редкостные, черемуха вовсю цветет, «травка зеленеет, солнышко блестит». Вот я и подумала — хорошо бы выехать за город, позагорать, шашлыки пожарить, отдохнуть на природе. А?

Предложение Гасимы было соблазнительно. Шашлыки на лесной полянке возле речки… А почему бы и нет? В институтские годы они с группой именно в такие погожие дни часто выезжали в Подмосковье, играли в волейбол, в футбол, кто посмелее купался, а потом жарили шашлыки и перемалывали их, иногда недожаренные, крепкими молодыми зубами. И недавно это было и давно уже. В Казани Фалах тоже собирался не раз организовать подобную вылазку, но все было недосуг, то одно мешало, то другое. А тут — приглашают. Почему бы и не согласиться? Вот только Роза с ее обонянием и чувствительностью как бы снова чего-нибудь не заподозрила. Да и стоит ли ее огорчать?..

— Спасибо, Гасима-ханум, за приглашение, но боюсь, что не смогу составить вам компанию, хотя мне очень хотелось бы и позагорать, и шашлыки пожарить, и вас увидеть. Но такой завал с работой, что вырваться