Люди без внутреннего сияния - Йенте Постюма

Ее звали Сис, нашу сиделку. У нее с собой была маленькая брызгалка для растений, чтобы увлажнять маме губы. Мой отец забрал у нее брызгалку и пошел к маме, но Сис его остановила. «Не слишком часто», — сказала она.

Сис называла брызгалку ручным распылителем. Она попросила нас купить себе собственную, потому что эту в конце дня заберет. «Ладненько», — сказал мой отец.

На улице еще лежал снег, так что в торговый центр я пошла пешком. Дорога проходила мимо моей начальной школы. В прошлом году я еще играла на этом дворе. У турников я увидела учителя с группой учеников, он стоял выгнув спину и положив на поясницу руки. Я вспомнила, что как-то раз пожаловалась ему на мальчика, который отобрал у меня стеклянные шарики. «Какой мальчик?» — спросил он тогда. «Вон тот турок», — показала я, но учитель сказал, что его нужно называть турецким мальчиком. Хотя мой отец позже заверил меня, что турков можно называть просто турками. «Это просто национальность», — сказал он. «Вполне себе неплохая национальность», — сказала моя мама, которая свято верила в то, что нельзя судить человека по его происхождению — только по поступкам. Тот турок — который, вероятно был и турком, и голландцем, о чем мама тоже сказала, но я ее не особо слушала, — тогда отобрал у меня шарики, но потом вернул их мне обратно.

Школа находилась на другой стороне широкой дороги. Примерно половина моих одноклассников жила в многоэтажных домах поблизости, а другая половина — на нашей стороне дороги, где стояли виллы врачей, ученых и чиновников. За нами начинался лес.

В галантерейном магазине было полно самых разных брызгалок для растений.

— Тебе для большого или для маленького цветка? — спросила продавщица.

— Мне для мамы, — сказала я.

Женщина похлопала глазами и вежливо улыбнулась. Мы с мамой дома всегда ее передразнивали.

— Может, тогда выберем побольше? — спросила она и протянула мне коричневую брызгалку размером с половину моей руки.

— Давайте вот эту, — сказала я и взяла самую маленькую.

— Пока-пока, — сказала продавщица, когда я расплатилась.

— Пока-пока, — сказала я.

Я спросила у мамы, хочет ли она есть. «Нет, дорогая», — тихо сказала она. Может, чувствовала удовлетворение от того, что ее организм больше не получал ни единой калории. Она всю жизнь их считала, и у нее никогда не получалось съесть меньше тысячи, кроме тех дней, когда у нее был грипп, или во время разгрузочных соковых диет. Она расстроилась из-за того, что не похудела во время химиотерапии.

«Хочешь, я тебе почитаю?» — спросила я и взяла последнюю книгу, которую она начала. Она остановилась на двенадцатой главе. Главный герой как раз выпил все вино в доме и стал искать еще. В отчаянии он проверил все свои тайники и стоял перед кухонным шкафчиком, когда его вдруг накрыло жуткой волной жалости к себе. Его мать умерла, и никто на свете его не любил. Кроме его девушки, это, конечно, было утешением. Но вполне могло оказаться, что у нее был тайный любовник, с которым она встречалась, когда говорила, что идет на лекции. Ему хотелось посмотреть на этого парня. Ему хватило бы даже измятой паспортной фотографии. «Эти мысли преисполнили Трегера жадным, в своей невоздержанности почти вопиющим сумасшествием», — было написано в книге. Его звали Трегер. А его подругу звали Белкой. Моей маме нравились такие имена. Трегер подумал, что этому любовнику, возможно, когда-нибудь надоест его девушка. «Он принесет Белке много печали, просто так, из спортивного интереса, — думал Трегер. — Этой грязной шлюхе, которая дает во все дырки». Я быстро глянула на мою маму, но она еще слушала. В кухонном шкафчике за бутылкой салатного масла Трегер обнаружил бутылку красного вина. Вероятно, Белка купила ее и спрятала от него там. Он задумался, хватится ли она ее. «Да ладно, мне ведь тоже иногда что-нибудь можно? — задумался Трегер. — Что у меня, собственно, есть? У меня же ничего нет, совсем ничего. И это факт».

Когда моя мама заснула, я тихо вышла на кухню, где Сис листала журнал. «Займись чем-нибудь, отвлекись, — сказала она. — Я за ней послежу».

Мой отец дремал после бессонной ночи. Я пошла к себе в комнату и позвонила подружке, которая рассказала, что в школьном театральном кружке будут ставить «Ромео и Джульетту» и ей дали роль Джульетты. Она спросила, сможет ли моя мама что-то ей посоветовать. «Самое главное — спокойно дышать животом, — сказала я. — Так она всегда говорила мне. И чувствовать свою величину. Как будто у тебя не просто большое тело, но и очень много энергии». Моя подружка старалась не смеяться. Она спросила, играла ли моя мама когда-нибудь Джульетту. Я не знала. «Она играла главную роль в сериале про полицейских, — сказала я. — Но я тогда еще не родилась».

Когда моя мама проснулась, я рассказала ей про «Ромео и Джульетту» и мою подругу. Джульетту она никогда не играла, сказала мама, но зато играла в полицейском сериале. «Главную роль, между прочим», — сказала она.

Мой отец сидел в ногах на моей кровати и плакал. Я погладила его по спине и подумала о том, как мы в прошлый раз сидели вот так на моей кровати. Мне тогда было шесть, и мне приснился кошмар про гигантскую змею, которая выползла из центра города и поползла по шоссе в нашу сторону, доползла до нашего дома и улеглась на подъездной дорожке. Мой отец сидел в саду у бассейна и читал газету, когда она его проглотила. Я проснулась в слезах, а папа сел ко мне на кровать и гладил меня по спине, как я сейчас гладила его. Его рубашка на ощупь была влажной. Он вздрогнул и попытался что-то сказать. «Тише-тише, — прошептала я. — Я все понимаю». Когда он успокоился, мы пошли в гостиную и достали из шкафа старые фотоальбомы.

— Посмотри, мам, — сказала я. — Тут у тебя такой смешной купальник! — И показала ей фотографию.

— Она видит все хуже, — сказал мой отец. — Расскажи ей, кто на этой фотографии.

— Дай посмотреть, — сказала моя мать почти так же сердито, как раньше.

Я еще раз показала фотографию, на этот раз поднесла ближе к ее лицу.

— А, да, — прошептала она и закрыла глаза.

Я радовалась, что моя мать теперь говорила не так много. Пару недель назад она ни с того ни с сего начала рассказывать о какой-то своей тайной любви и так же