Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров

с заплесневелыми медными полосами и заклёпками. На месте замочной скважины обычная дырка.

– Нина Даниловна… – юноша присаживается, по-собачьи глядя на Беспалую. – Точно не имеет значения, какой палец совать?!

И куда подевалось недавнее высокомерие самозваного «принца»? Заискивает как лакей.

– Любой! – Беспалая показывает изувеченные кисти. – Кроме мизинца!

По лицу её блуждает страшная гримаса, которая должна символизировать улыбку. В тон каркающему голосу под потолком начинает колотить крыльями полуслепая птица, покрытая шерстью, а не перьями.

– А сколько времени сундук открыт? – голосок у «принца» дрожащий. – Я же успею забрать что мне причитается?

– Успеешь! – рявкает Беспалая. – А если нет, у тебя ещё семь попыток!

Льстиво улыбается юноша:

– Всегда хотел спросить, Нина Даниловна, почему нельзя мизинцы?

– У Сатаны их нет!

И смеётся. Внутренности исторгают под трон шматки какого-то склизкого холодца. Они будто и не падают, а невидимая рука зло швыряет их в пол.

Косте не по себе. Голая старуха похожа на древнюю злую королеву.

«Принц» продолжает тревожно:

– А будет именно то, что я попрошу?

– Сундук сам решит, что давать!..

Пока юноша переговаривается с Беспалой, Костя, скрытый плащом, оглядывается по сторонам. На грязном полу свечки; почему-то валяется ещё старая обувь, взрослая и детская.

– «Нима Огавакул» читать? – спрашивает «принц». – Или «Сатана Отче»?

Беспалая снова хохочет:

– Да Ему всё равно!..

Слышится дрожащий шёпот:

– Сатана, Отец наш, слаще всех под небесех, да приидет Каинство твоё, да будет Не-воля Твоя из-под земли…

Фигуры на стенах совершают мерзкие тыкающие движения. Юноша бормочет что-то невнятное, затем поворачивается к Косте.

Одними губами артикулирует: «Дай руку». Костя протягивает правую ладошку.

Юноша показывает, чтобы Костя оттопырил безымянный палец.

– Суй в замочную скважину… – словно выносит приговор.

– Зачем? – беззвучно спрашивает Костя.

Ему всё кажется, что это какая-то игра.

– Чтобы открыть сундук. Защёлку подцепишь, он и откроется…

– А что в сундуке?

– Солдатики твои. Пираты и рыцари!.. – истерично улыбается «принц». – Засовывай!..

Беспалую разобрал гомерический смех. Старуха клокочет, булькает, квохчет. Дряблое обнажённое тело конвульсивно содрогается на троне, и это скорее напоминает эпилептический припадок. Всё чаще шмякается на пол зловонный холодец. За стеной барака воют, скулят невидимые псы. Огоньки свечей мелко дрожат, словно по полу метёт сквозняк. У мохнатой птицы под потолком вспыхивают красным огнём бельмастые глаза.

Юноша, видя Костину нерешительность, сам хватает мальчика за кисть и запихивает его безымянный в замочную дырку. Тотчас раздаётся механический звук, будто опустился и поднялся разделочный пресс. Крышка сундука, точно под действием скрытой пружины, распахивается.

Беспалая не смеётся. Она завалилась на бок и неподвижна. Взгляд окостенел, холодец из неё больше не падает. Как сидела на троне, так и померла.

Из сундука ползёт странный сырой туман, пахнущий гнилой рыбой. Бесформенный голос где-то не здесь произносит «Аз есмь Сатана!», а за окнами барака мелькает огромный стремительный силуэт – быстрым шагом прошёл великан с бараньими рогами.

– Нина Даниловна, с вами всё в порядке?.. – шепчет с опаской «принц»; руки его при этом воровски тянутся к сундуку; до Кости ему дела нет.

А мальчик с оторопью смотрит на «обновку» – чёрный палец…

Божье Ничто бормочет:

– Очнись, Костя!..

Удаляются зыбкие как мираж опущенные боги – Кхулган, Огион и Эстизея; Тыкальщик, прислонившись спиной к стволу рябины, истекает кровью из пронзённых глаз. Переминаются Лёша Апокалипсис и Рома с Большой Буквы…

Косте всё очевидно и без пояснительного комментария Божьего Ничто. Уже в самом раннем детстве его бессовестно провели. Что за незавидная судьба – всякий раз быть облапошенным! Но так жизнь и есть сплошное надувательство, малыш. Ты обманут одним фактом своего рождения, тебя же не спрашивали, хочешь ли ты вообще появляться на свет, попросту принудили жить и страдать.

К Беспалой и раньше заглядывали ходоки – поклянчить несбыточного у сундука. Неизвестно, за какие блага пожертвовала она своими пальцами – долгую ли сытую жизнь, власть, могущество? Со слов Беспалой, сундук одаривал на свой выбор – не угадаешь, что получишь. Но суть в том, что смазливый юнец в шляпе воспользовался Костей как отмычкой! И заодно решил обвести вокруг пальца Беспалую и сундук. Но с запредельным нельзя жульничать! Антимир взамен исторг Безымянный и вручил тому, кто расплатился собственной частью тела, – Косте. А вот получил ли желанное обманщик-принц? Вдруг ему подсунули любовь, только нестойкую, хрупкую, предательскую, прям как наша с тобой, милая?

Сгущаются сумерки. Наступает время теней и призраков, что по вечерам выползают из трещин мироздания в печальное людское измерение. Лёша Апокалипсис и Рома с Большой Буквы рядом с Костей – провожают на всякий случай, чтобы с костяным мальчиком ничего не случилось. Теперь юроды – его верные помощники.

Лёша Апокалипсис, спотыкаясь, бубнит под нос и качает в недоумении кудлатой головой:

– Кошки уверовали, одна ударилась с разбегу головой о дверь и закричала: «Христос воскресе!» – я стал её гнать, так она заплакала и бесследно исчезла, как провалилась…

Из Ромы с Большой Буквы бес-графоман распевает задорную «польку»:

Дорогая моя баб-ка!

Поиграй же мне на скрипке!

Ты за это, моя лап-ка!

От меня получишь рыбки!..

Н-н-н-н!..

Вот и Костина панелька. Не простившись с юродами, заходит в подъезд.

– Хоть бы поблагодарил их… – ворчит Божье Ничто. – Гвоздь не потерял?

– В кармане, – отвечает задумчиво Костя.

Тяжело говорить и взрослеть одновременно.

Лифт возносит Костю на девятый этаж. Тесное пространство точно пахнет ладаном, но это недавние вандалы обкоптили зажигалкой пластмассовые кнопки. Панели с узором дерева изрисованы чем-то чёрным и липким, похожим на кровь, – каракули на латыни. Кнопка девятого этажа давно выкорчевана, Костя привычно доедет до восьмого, а потом поднимется два пролёта по ступеням.

«Коохчи Ахорн Нхаг-в Магу-ул! Н-н-н-н!..» – скрипит, бормочет трос.

Знакомый голос, милая. Помнишь, лифт возносил нас, скрежетала механика, будто кто-то из параллельного измерения заклинал, ворожил. В тамбуре, как свеча, трещал старый электросчётчик, облепленный сонными тараканами, на гвозде болтался брелок с плюшевым зайчиком, грязным, как скомканный носок. Я отворил дверь, хлынул яркий солнечный свет, в нём закружилась радостная космическая пыль – мириады звёзд, круговерть планет, и мы с тобой зашли в свет и больше не покидали его…

Запах мусоропровода вездесущ, точно заживо гниющий Бог погибающего мира. Зато дома вкусно пахнет свежими, только со сковороды, оладьями. Мама уже пришла с работы. И отец, судя по голосу из гостиной, тоже вернулся.

– Рассказать всё родителям? – размышляет вслух Костя. – Они обязательно что-то придумают!

– Как спасти мир от Юдоли? – грустно улыбается царапина. – Сомневаюсь…

– Пусть лучше знают правду!

– Какую же, позволь поинтересоваться?..

– Гадский старик! – горячится мальчишка. – Вор и обманщик! Украл палец!

– Кхм… – Божье Ничто покашливает: – Придётся заодно выложить и остальное…