Необитаемая - Татьяна Млынчик


Необитаемая читать книгу онлайн
Татьяна Млынчик (1987) – писательница из Петербурга, автор романа «Ловля молний на живца» (лонг-лист премий «ФИКШН-35» и «Национальный бестселлер»).
Главная героиня ее нового романа «Необитаемая» – женщина с сильным характером и сильным телом. Она может то, что не по силам большинству людей: пробежать марафон, написать роман, подняться на Эльбрус.
…но никак не может зачать ребенка.
Оказавшись один на один с табуированной проблемой, она погружается в прошлое, чтобы понять, действительно ли хочет родить, какую цену готова заплатить за это, борется с давлением общества и отстаивает право на личный выбор, тратит годы на обследования, операции и неудачные попытки ЭКО, и пытается познать свое тело – в поисках надежды, свободы и самой себя.
Тесты с одной полоской я складывала в конвертики, приклеенные к задней обложке дневников. Они и сейчас там. О том, чтобы выбросить тест, упаковку от него или от «Постинора» в мусорное ведро дома, не могло быть и речи. Всё это уносилось в заднем кармане рюкзака, на молнии, и выбрасывалось в урны на улице.
Рожать ребенка можно было только в далекой будущей жизни. Обязательно от мужа, а не от какого-то там бойфренда, одноклассника или знакомого скейтера с БКЗ.
В иерархии треша, который может случиться в жизни меня-десятиклассницы, залет был вершиной пирамиды. Поймали с сигаретами, поймали с алкоголем, спалили неделю прогулов, учительница алгебры наговорила гадостей на родительском собрании, – всё это было прелюдией, ерундой, которую можно было без труда разрулить, перетерпев ссору с мамой и выдержав месяц без гулянок после школы. А вот что грозило в случае залета, даже представить было страшно. Химерами метались в воздухе вокруг легенды о том, как кто-то из одиннадцатиклассниц делал аборт. Мне представлялись мрачный разговор, давление, слёзы, разочарованный взгляд папы, наконец, необходимость, глядя в глаза родителям и бабушке, признать, что занимаешься сексом.
О сексе со мной никогда и ни при каких обстоятельствах не говорили. В раннем детстве мама объяснила, откуда берутся дети, на каких-то абстрактных примерах вроде семечек. О том, что нужно предохраняться, и о существовании, например, СПИДа я узнала из статей в журнале «YES» и фильма «Детки».
«Детки» появились в школе на кассете, которую передавали из рук в руки. Мы собирались, чтобы посмотреть фильм вместе у кого-нибудь дома, непременно без родителей. «Детки» в каком-то смысле зеркалили нас самих. Там показаны одни сутки из жизни подростков с Манхэттена. Они болтаются по улицам, пьют, и в финале героиня, у которой секс был только однажды в жизни, выясняет, что подхватила ВИЧ.
Мы тоже были подростками из центровых школ, которые прогуливали уроки, болтались по улицам Петербурга, а зимой прятались в кофейнях, барах или залах Эрмитажа, куда школьников пускали бесплатно, на карманные деньги покупали сигареты, пиво, коктейли и мешочки травы, жили, в основном, в расселенных коммуналках, которые пустовали днем, пока наши родители зарабатывали деньги в офисах. Информацию о презервативах и СПИДе мы усваивали не от застенчивых мам и пап, прятавших разноцветные пачки презервативов между смокингами и платьями в своих шкафах и гардеробных, а из фильмов или глянцевых журналов для девочек-подростков.
«YES» стоил довольно дорого, иногда мне покупала его мама, но существовал и более бюджетный вариант, «Cool Girl». Там был занятного формата разворот, посвященный сексу, – фотокомикс. Например, с таким сюжетом: парень и девушка начинают встречаться, дело доходит до постели. Девушка еще не готова к близости, но парень настаивает. Комикс подталкивал маленьких читательниц к размышлению: кто прав в этой истории? Девушка, которая еще не хочет лишиться девственности, – или парень, который давит на нее и грозит бросить, если она не согласится? Что она выберет: потерять парня – или сохранить, но при этом предать себя и лишиться девственности? А как поступила бы ты? А как поступила бы я?
«Не готова. Не готова. Не готова», – писала я в дневниках. Потом – уже почти готова, но хотела бы сделать это со своим парнем. Потом: хочу поскорее сделать это, преодолеть барьер, избавиться от девственности. Надо поспорить с подругой, что сделаем это до конца учебного года. Зарубиться. Говорят, это жутко больно. Надо поскорее с этим разобраться.
Мы с подружками покупали «Cool Girl» – и первым делом с жадностью отыскивали разворот с фотокомиксом. Родители не смотрели, что я там читаю. Журналы валялись на столе среди моих тетрадей и стояли на полках рядом с учебниками. Но так было не у всех.
В деревне, в трех часах езды от города, у нас была половина старинного деревенского дома. Моя «дачная» подруга Любка жила с мамой и бабушкой в Кронштадте, а летом они снимали веранду в нашей деревне. Любкина бабушка была на редкость консервативной, а еще страдала чем-то вроде деменции, так что можно было переводить время на пару часов назад – и гулять до полуночи, а не до десяти, чем Любка с удовольствием и занималась. Сама бабушка походила на распухшего домовенка Кузю: седые волосы, торчавшие в разные стороны, темные расфокусированные глаза, меховая жилетка поверх исполинской ночной рубашки. Бо́льшую часть дня она проводила за разгадыванием кроссвордов, лежа на тахте, но иногда со скрипом и пыхтением поднималась и шаркала к столу посмотреть, что мы там рисуем. И проверяла всё, что читала Любка. Поэтому та вырывала из журналов развороты с фотокомиксами про секс и прятала их в своей тумбочке, под клубком разноцветных ниток мулине, из которых мы плели фенечки. Однажды, пока мы были на озере, бабушка залезла в тумбочку и обнаружила архив. Когда Любка явилась домой, бабушка обозвала ее проституткой, а изодранные развороты, которые швырнула ей в лицо, – коллекцией порнографии.
– А ты что? – спросила я Любку, когда вечером того же дня мы сидели на своих великах посреди пыльной деревенской дороги.
– Ржала, как дурочка, и говорила, что под дождик из обрывков попала, – Любка хитро сощурила глаза.
Мнение бабушки ее, судя по всему, не волновало: поорет и забудет. Такая реакция поразила меня больше самого факта постыдной находки. Любка была себе на уме, не то, что я. Я бы умерла от стыда, не знала бы, как смотреть в глаза своей бабушке, отношения с которой надо было бы восстанавливать всё последующее лето, случись такое в нашем доме. Я ежилась от страха при одной мысли об этом. Любка же откуда-то знала, что журналы – это нормально, ничего стыдного в них нет, а всё эти крики про проституцию и порнографию – часть идиотской вселенной, в которой жила давно выжившая из ума старуха, и проникать туда Любке было вовсе не обязательно.
Я же обитала во вселенной собственной бабушки – поэтому страшилась ее осуждения, нового мнения о себе. Раз взрослые об этом не говорят – значит, это что-то запретное. Как курение.