Собрание сочинений. Том 7. 2010-2012 - Юрий Михайлович Поляков

Да идите вы к черту с вашей линейной любовью! Мне нужны страсти по Лобачевскому. Дайте мне Лобачевского!

– Как это?

– Не знаю, как вам и объяснить… Вообразите звездолет, несущийся к планете Джи-Х‐2157-Б в созвездии Малого Пса. Космонавты – две молодые семейные пары. Их долго выбирали, проверяли, тестировали, адаптировали, рассчитывая, что они со временем дадут обильное дружное потомство, которое через много-много поколений по-хозяйски ступит на далекую твердь.

– Почему две пары?

– А вам нужен инцест?

– Мне?

– Ну не мне же! Это вы уже не способны дня прожить без эякуляции и домогаетесь Валентины.

– Вы меня не так поняли!

– Я вас понял! Не перебивайте! Корабль взлетает, ложится на курс – и тут-то все начинается. Вы думаете, на борт к ним проникают какие-нибудь зубастые солнечные полипы, мыслящая лунная пыль или соображающая космическая плесень?

– Почему плесень? – вздрогнул Кокотов.

– Ага, испугались! Нет и еще раз нет! Астронавты не сбиваются с курса, не терпят аварию, въехав бампером в астероид, не попадают из-за коварной темпоральной загогулины в далекое прошлое или отдаленное будущее. Конечно, заманчиво, чтобы герой постучался в отчее окно как раз в тот самый миг, когда родители, радостно пыхтя, его зачинают. Чертыхаясь, папаша вскакивает, открывает форточку, выглядывает – никого. Наш герой исчез навсегда. Это понятно: не мешай родителям. Как, ничего?

– Было! – мстительно оценил писодей.

– Правильно! У нас ничего этого и не будет! Они просто летят и летят. Но что такое межпланетный корабль? По сути, обыкновенная коммунальная квартира – только в космосе. Вы жили в коммуналке? Я жил. О, это действующая модель человечества, где есть все: и грязь быта, и пламя бытия. Рассеянный взгляд, перехваченный за завтраком, случайное касание рук, милая шутка при передаче тюбика с ореховым тортом, удачный комплимент, ответная улыбка, смущение – и все расчеты дипломированных космопсихосексологов летят к чертям, ибо на сцену врывается беззаконная комета Любви. Один из астронавтов замешкался на работе в открытом космосе, завозился с ремонтом солнечного паруса…

– Ив Дор…

– Что?

– Ив Дор, – тихо, но внятно повторил Кокотов.

– Ага, помните! – обрадовался Жарынин. – Да, именно – Ив Дор. Он чинит парус, а его жена Пат Сэлендж и друг Ген Сид тем временем склонились, голова к голове, над томиком Рубцова. Вы бы, конечно, воткнули своего зануду Бродского, его сейчас всюду втыкают. Но я вам не позволю. Ладно, пусть не Рубцов, могут обвинить в русопятстве. Заболоцкий! Согласны?

– Согласен. Но я читал что-то подобное, кажется, у Кларка. Да и у Кубрика было…

– Я же вам объяснял: «было» – твердят бездари, гении говорят: «Будет!» Придумайте что-нибудь новое! Давайте! Вы же у нас писатель!

– Нет, я не писатель. Я мозгляк. Я идиот, что связался с вами. Вы сами не знаете, чего хотите. Я еду домой. Тотчас!

– Вы еще скажите: стремглав!

– Немедленно!

– А как же Каннский фестиваль?

– К черту!

– А судьба «Ипокренина»?

– Плевать! Я акций не продавал.

– А как же Лапузина?

– Мы будем встречаться в Москве…

– Ой ли? Вы слишком надеетесь на этот курортный роман!

– Не ваше собачье дело!

– Видимо, разрыв неизбежен. Прощайте! Когда вечером вернется ваша бывшая жена, я сообщу ей, что соавтором вы оказались таким же никчемным, как и мужем.

– Я дам вам в морду! – Писодей вскочил, сжал кулак и, отведя в сторону для удара, пошел на игровода.

– Ну ладно, ладно, я вам верю. Не петушитесь!

– Вот тебе!

Жарынин уклонился и слегка ткнул соавтора кулаком под ребра. У того потемнело в глазах, ему показалось, что в комнате не стало воздуха, попытка вдохнуть окончилась болезненной неудачей…

– Ну-ну, только не умирайте! – Режиссер бережно усадил его на кровать. – Сначала выдохните! Нагнитесь! Сейчас пройдет. Вы разве никогда не дрались?

Не в силах ответить, Андрей Львович только помотал головой.

– Разве так замахиваются? Нет, вы не мозгляк! – Игровод посмотрел на него с печальной нежностью. – Вы – скала! Прежние соавторы убегали от меня гораздо раньше. Я ведь, друг мой, не зверь и понимаю: отказаться от выстраданного сюжета – это не котенка утопить. Это – утопить собственного ребенка. Слышите?

– Да-а-а… – наконец продышался писодей. – Спасибо-о…

– За что?

– За чуткость.

– Бросьте, благодарить будете в Каннах. Вы мне лучше скажите: где в это время находится Ал Пуг?

– Кто?

– Жена Ив Дора.

– Может, в оранжерее? – через силу предположил Кокотов.

К своему удивлению, он не чувствовал ненависти к драчливому режиссеру.

– Отлично! Прекрасная мысль! Умница! Я всегда считал, что детей и соавторов нужно изредка бить в воспитательных целях. Да, она в оранжерее, зарылась по локоть в свою гидропонику и выводит хрен со вкусом земляники. А томик Заболоцкого тем временем летит на пол, трещит суперсинтетика скафандров, не пробиваемая микроастероидами, но бессильная перед бурей молодых страстей. В иллюминаторе плывет Млечный Путь, корабль мчится к Малому Псу, а Ген Сид и Пат Сэлендж, забыв обо всем, падают в вечную бездну любви…

– …Тут входит с холода Ив Дор и спрашивает ключ четырнадцать на двенадцать, – ехидно присовокупил писодей. – Или Ал Пуг прибегает из оранжереи с секатором…

– Ну вот зачем, зачем вы это сказали? – помрачнел и как-то сразу обмяк Жарынин.

– Что я такого сказал?

– А-а-а… – Игровод махнул рукой, поморщился и, взяв с полочки черную, как антрацит, трубку, стал дрожащими пальцами набивать табак.

Его лысина вспотела от огорчения и собралась мучительными складками, какие бывают в минуты раскаяния у гладкошерстных собак после антигигиенического поступка. Некоторое время соавторы сидели молча, и с улицы был слышен грай ворон, шумно радующихся отлету интеллигентных теплолюбивых птиц за границу. Первым не выдержал Кокотов и повторил свой вопрос:

– А что я такого сказал?

Интонацией и кроем фразы он постарался дать понять, что какой бы неуместной ни вышла его реплика, по крайней мере, он никого не бил.

– Неужели вы думаете, только у вас есть семейные секреты, о которых больно вспоминать? – тяжело молвил Дмитрий Антонович. – Вы думаете, у этого «султана» вместо сердца – пламенный инжектор? Нет, не инжектор…

– Расскажете? – спросил в пространство Андрей Львович.

– Зачем?

– А вдруг это как-то поможет нам придумать новый синопсис.

– Вы же собирались в Москву! – Игровод глянул на соавтора, при этом один его глаз остался мутно-печальным, а второй уже загорелся хищным азартом.

– Ну, ради такого случая я задержусь…

– Ладно уж, слушайте! В восемьдесят шестом Горбачев снял с меня опалу, и я впервые попал на Запад. Мы полетели в Англию на международный фестиваль молодого кино «Вересковый мед»…

«Опять на кинофестиваль?» – остро, но безмолвно позавидовал Кокотов.

Глава 84

Мужелюбица и мужелюбница

– Представьте себе