Собрание сочинений. Том 7. 2010-2012 - Юрий Михайлович Поляков

высоко ценился. За мастурбирующего пионера можно было получить целое состояние. Но сегодня, коллеги, за фигуративных «Туристов на привале» можно выручить гораздо больше. А над Гузкиным все давно смеются…

– Вы уверены? – скис Меделянский.

– Абсолютно. Наш банк собирает коллекцию советской живописи, и я часто консультируюсь у доцента Дивочкина. Поверьте, Гузкин – это позавчерашний день.

– Гад! – буркнул отец Змеюрика.

– Вы у него что-то купили? – участливо спросил правнук.

– Теперь не важно.

Некоторое время все молчали, и было слышно, как в животе Огуревича бродит, булькая, внутренний алкоголь. Потом в кармане у Меделянского мобильник заиграл песенку из мультфильма «Детство Змеюрика»:

Я найден не в капусте,

Я найден там, где яйца.

Друзья, не надо грусти,

Пожалуйте смеяться!

– Да, киса, – виновато откликнулся Гелий Захарович. – Нет, уже заканчиваем…

– Да, пора заканчивать, но сначала надо решить, где взять деньги. Иннокентий, вы нам должны помочь! – твердо сказал Жарынин.

– В каком смысле?

– Кредит, ссуда…

– Помилуйте! – рассмеялся Кеша, и его лицо снова стало бесцельно доброжелательным. – Конечно, у «Дохмана и Грохмана» есть свой партнерский банк – «Немецкий кредит». Но ссуда оформляется долго и дается под какое-то обеспечение.

– Под оставшиеся акции! – предложил Огуревич.

– Но ведь мы сами требуем признать акционирование незаконным. Кто же даст деньги под фантики? – развел руками молодой юрист.

– Банку об этом докладывать не обязательно, – веско произнес Меделянский.

– Вы толкаете меня на должностное преступление! – воскликнул Кеша. – Меня выгонят с волчьим билетом. Никогда! – Он проверил, закрыт ли портфель, явно собираясь уходить.

– Может, продать немного земли? – потупился Аркадий Петрович.

– Как вы ее продадите, если «Ипокренино» под судом? Я юрист, а не махинатор. Невозможно! Мой прадедушка слишком стар, чтобы носить мне в тюрьму передачи! – отрезал Болтянский-младший и двинулся к двери.

– Постойте, Иннокентий Мечиславович! – Жарынин резво встал из кресла и заступил ему путь. – Ради спасения «Ипокренина» мы все идем на жертвы. Меделянский и Огуревич кладут на алтарь борьбы акции. Кладете?

– Кладем… – с неохотой отозвались оба.

– Мы с Кокотовым отдали самое дорогое – веру в справедливость. И мне теперь ничего не осталось, как согласиться со старым русофобом Сен-Жон Персом: «Дурной климат заменяет России конституцию». Конечно, можно сейчас разойтись: мол, пусть все будет как будет. Но! – Голос игровода зазвенел, а морщины на лысине сложились в иероглиф страдания. – Но неужели вам наплевать, что эта пристань престарелых талантов превратится в остров пиратов? Неужели вас не тревожит, что заслуженных стариков, привыкших друг к другу, рассуют по нищим богадельням? Неужели вам плевать, что многие из них не выдержат потрясения и погибнут?!

– Стариков мне действительно жалко… – пробормотал правнук.

– Вижу! Чтобы спасти «Ипокренино», от вас требуется не много – добыть нам под акции срочный кредит. Вы это можете! Как только мы выиграем суд, Аркадий Петрович продаст кусок земли – ему не впервой! – и мы вернем деньги. Пожертвуйте буквой закона ради духа сострадания, прошу вас, Иннокентий Мечиславович!

Некоторое время Болтянский-младший стоял в нерешительности, опустив голову, и задумчиво вращал рифленые колесики портфельного замочка. Остальные смотрели на него, словно пять тысяч голодных евреев на Спасителя с горбушкой. Было даже слышно, как за окном Агдамыч ритмично скребет метлой по асфальту и чуть подрагивают стекла, потревоженные далеко летящим самолетом.

– Допустим, я соглашусь… Допустим. С акциями Меделянского и Огуревича проблем не будет. Они владельцы и могут распоряжаться ими как пожелают. А вот как быть со стариковским пакетом? Решение о передаче под залог должно принимать общее собрание… Мне нужен заверенный протокол.

– Поддержат единогласно! – пообещал Огуревич.

– Но тогда информация выйдет наружу, а Ибрагимбыков обязательно этим воспользуется на суде! – предупредил Кеша. – Он, кстати, знает обо всем, что здесь происходит. Кто-то сливает ему информацию.

– Кто-о??! – вскричали все хором.

– Не знаю…

– Давайте посвятим в это дело только Яна Казимировича, – предложил Жарынин. – Он председатель Совета старейшин.

– Ни в коем случае! – переменился в лице правнук. – Он – фельетонист советской школы, страсть к разоблачениям у него сильнее разума. Вы знаете, скольких наркомов он посадил при Сталине и скольких секретарей обкомов лишил партбилетов при Брежневе?!

– Догадываемся…

– Он вообще не должен ничего знать!

– Тогда поручим дело Ящику. Савелий – чекист с семидесятилетним стажем. Сидел вместе с Судоплатовым. Он сделает так, что ветераны подпишут не глядя… – предложил игровод.

– Вы уверены?

– Мы так уже делали, – потупясь, сознался Огуревич.

– Ай-ай-ай! Ну, тогда за работу! – Кеша, повеселев, взглянул на часы. – Мой начальник в отпуске, я позвоню от его имени в банк, думаю, удастся получить мгновенный кредит. Готовьтесь! За бумагами сам приеду. О! Мне пора. Будем на связи. Значит, за вами, Аркадий Петрович, – протокол, акции и большие порции. За вами, Гелий Захарович, – акции и Морекопов.

– И двадцать процентов доходов от Змеюрика… – ядовито добавил Жарынин.

– Это вы брюссельским крючкотворам скажите! – тяжко отозвался старый сутяжник.

– А за вами, Дмитрий Антонович, хор старцев! – бодро напомнил юрист.

– А что за вами? – хмуро спросил режиссер.

– За мной будущее. Прошу извинить: у меня – самолет…

Молодой юрист коротко поклонился всем сразу, снова надвинул на лицо выражение бесцельной приветливости и быстро направился к выходу. Но едва он протянул руку, дверь перед ним распахнулась и на порог шагнула женщина, удивительно похожая на вероломную Веронику. Кеша галантно поклонился и бочком, прижимаясь спиной к косяку, чтобы не задеть даму, выскользнул из кабинета. Но все-таки неловко затронул ее и смутился:

– Простите!

Она отстранилась, внимательно посмотрела на него и произнесла голосом беглой кокотовской жены:

– Пустяки! – Затем, проводив молодого человека строгим взглядом, повернулась к Меделянскому: – Гелий, сколько можно ждать?

– Прости, киса, очень важный разговор! – развел руками Гелий Захарович, виновато глянув на автора «Преданных объятий».

– Ну, не важнее же парикмахера! – воскликнула изменщица и вдруг заметила бывшего мужа. – Здравствуй, Коко! Ты-то здесь откуда?

Глава 83

Третий дубль

Возмущенный разум Кокотова кипел.

«Вот оно, значит, как?! Шлюха вятская! Мерзавка! А Меделянский? Сволочь! Жалко, ох как жалко, что тогда, на свадьбе, Яськин его не придушил! Гад! Бездарный диванозавр! Сквалыга! Барыга! Оптовая и розничная торговля змеюриками. Тьфу! Зато теперь все понятно. Все ясно!»

Андрей Львович вспомнил странное и внезапное охлаждение постельной акробатки Вероники: видимо, жизнь на две койки давалась ей непросто. Он вспомнил и свои тягостные ощущения, будто в квартире поселился кто-то третий, невидимый, вспомнил постоянные отлучки жены из дому. «Отлучки на случки», – злобно скаламбурил писодей. Затем вообразил вероломную Веронику в морщинистых меделянских объятиях, и его чуть не стошнило. Бр-р-р! Тут в душе Кокотова произошел мгновенный и необратимый переворот,