Да здравствует жизнь! - Софи Жомен

размеренная, безо всяких потрясений жизнь вполне его устраивает.

Арман договорился, что по вторникам будет работать удаленно, и с двенадцати до шести часов вечера проводил этот день с Пакитой. Она тоже сумела освободить себя от работы в эти часы и превратила их в часы счастья. Ее квартира стала их любовным гнездышком, тайным убежищем, куда никто не мог внезапно нагрянуть и помешать. Арман звонил в домофон, она открывала, он сразу поднимался на третий этаж, где она его ждала, каждый раз все с большим нетерпением. Чувство, которое она испытывала к нему, было сильным, безоглядным, прекрасным и чистым.

В этот вторник она приготовила для него одно венесуэльское блюдо. Он признался, что давно хочет его попробовать, и для нее не было ничего важнее. Он приехал точно в полдень с бутылкой шампанского. Они занимались любовью, пили вино и, как всегда, много разговаривали. С Арманом Пакита открывала для себя то, что долгое время оставалось ей недоступно: душевное единство и полное равенство. Он называл ее красивой, а она отдавала ему всю себя без остатка.

Она ликовала, она жила полной жизнью. Она впервые чувствовала себя счастливой.

Это было не преступление, а благословение.

Глава 14

Я быстро нагоняю Фран: она стоит под деревом и, прислонившись к стволу, безудержно рыдает.

– …Да что с тобой?!

Она сопит и вытирает нос.

– Как же мне все надоело…

Эти слова для меня, как укол в сердце: она, сама жизнерадостность, образец для подражания, оказывается, несчастна? Настоящий шок.

– Что тебе надоело? Хочешь об этом поговорить? Можем вернуться в палатку.

Она передергивает плечами.

– Лучше немного пройдусь.

Голос у нее вялый, движения неуверенные. Она роется в сумке и достает оттуда фонарик. Даже вдрызг пьяная, Фран остается предусмотрительной.

Мы молча пересекаем территорию кемпинга и через песчаную равнину между дюнами идем по неосвещенной тропинке, которая ведет к морю. Отсюда уже слышно, как лижут берег волны. Очень удобно, что пляж всего в десяти минутах ходьбы. Море совсем близко, и трудно поверить, что еще несколько часов назад оно отступило на два километра.

Ночь темна, и Фран освещает фонариком плоскогорье, на котором мы остановились.

– Что на тебя нашло?

– Знаешь, наше приключение – это здорово… Но честно, как же мне надоело твое вечное недовольство собой!

Ого! Получила я по носу!

– …Прости, пожалуйста.

– Я большую часть своей жизни была вынуждена доказывать, что я не просто какая-то толстуха, что у меня есть другие качества, есть талант и душа… У меня есть душа, Марни! Огромная, огромная душа… И я смотрю на тебя – у тебя есть все, чтобы быть счастливой, а ты сопротивляешься. Разве нельзя просто жить и радоваться? Почему нужно обязательно страдать от того, что мы именно такие? Потому что мы женщины?

Ее пафос и бессвязные мысли – явное следствие выпитого алкоголя. Я не знаю, что сказать, кроме того, что чувствую себя виноватой. Наверное, я со своими комплексами чересчур нудная, и Фран уже с трудом меня выносит.

Внезапно она меняет тему.

– Это как мужчины, уроды… Говорят, что любят худеньких, но это неправда! Они предпочитают толстых. Знаешь почему?

Я качаю головой, не зная, чего ожидать.

– Мы для них «экзотика», и они думают, что мы лучше в постели, потому что у нас в жизни больше ничего нет.

– Не все, Фран…

– Не все… но многие.

Голос у нее срывается, и она замолкает.

– А мне после Фреда так и не удалось завести серьезные отношения. А хотелось бы встретить принца. Красивого принца из сказки…

– Фред – это твой бывший муж?

– Ага. Очаровательный, добрый, нежный, щедрый. Хороший парень.

– Ты о нем жалеешь?

– О нет! Я любила его как друга, он заслуживал женщину, которая действительно была бы в него влюблена, а я не хотела отношений с другом. Тебе повезло с Элиоттом, он тебя любит. Скажи, – говорит она шепотом, словно кто-то может подслушать, – его тоже интересовал только секс, пока вы не стали настоящей парой?

Вопрос застает меня врасплох.

– Ну… Я думаю, он хотел построить что-то… Нас с самого начала тянуло друг к другу физически, но было не только это.

Она смотрит в сторону моря и снова начинает плакать.

Прямо какой-то «Жан смеется, Жан плачет»[48], честное слово!

– Мне правда ужасно жаль, что я испортила тебе настроение… Я идиотка.

– Все будет хорошо…

И я обнимаю ее за плечи.

– Я с тобой, Фран, и знай, по крайней мере, что ты отлично поешь и ничьи уши не пострадали!

Волна, немного более высокая, чем остальные, бросается к подножию скалы, на которой мы сидим, и сразу же отползает.

– Да-а, я самая крутая из караок… из караокетов… из караокетисток… В общем, из девушек, которые хорошо поют! Прости, я немного перебрала.

Кто бы мог подумать!

– Можно задать тебе вопрос?

– Конечно, Фран.

– Почему ты боишься рожать? Я увидела это у тебя в списке.

Я вздыхаю: мне хочется ответить ей по-серьезному, и неважно, что она навеселе.

– Это просто и сложно одновременно. Забеременеть – значит набрать еще больше килограммов, то есть контролировать свое тело еще меньше, чем сейчас, и потерять последнее самоуважение. Это… это страх, что из-за моего толстого живота никто не догадается о беременности и меня не простят за то, что я стала еще толще. Да и с недавнего времени я боюсь навредить ребенку, которого буду носить, как раз из-за того, что я толстая. И если даже мне вдруг случайно удастся побороть свои страхи, меня до самой смерти будут третировать врачи. Спасибо доктору Кюиссару, что добавил мне еще страхов с моей и без того мрачной перспективой.

Фамилия гинеколога не вызывает у нее даже слабой улыбки.

– Ты не такая уж толстая, ты могла бы… Кюиссар – тупой ублюдок.

Я пожимаю плечами.

– Само собой! На самом деле я никогда не видела беременных женщин, страдающих ожирением, я даже не знаю, как они выглядят, их никогда не показывают.

– А я тебе говорю – плевать.

Я улыбаюсь – она действительно в стельку, в буквальном смысле, это уже даже почти смешно.

– Думаешь, если бы нам показывали только толстых беременных женщин, ты бы винила себя меньше?

– Может быть…

– Это бред, не надо себя винить…

Легче сказать, чем сделать.

Фран закрывает глаза и глубоко вдыхает морской воздух.

– Я вспоминаю одну такую женщину, которую встретила в нашей ассоциации. Она была очень тучная и родила четверых детей, а врачи в начале каждой беременности предупреждали ее, что это