Вячеслав Иванов - Повесть о Светомире царевиче

Крик ужаса раздался в народе, заглушил церковное пение. Князья и царедворцы побежали к отрокам, недвижно лежащим на земле. Глеб был мертв, разбит до неузнаваемости. Царевич казался тихо спящим, невредимым, но сердце его не билось, жизнь отошла.

Владарь подошел к нему и опустился на колени. Патриарх благословил тела. Царь взял Светомира на руки. Встал. Глеба бережно унесли. Крестный ход построился вновь и направился во дворец.

Величаво и покорно, без слез шла Отрада. Рядом с нею Владарь нес на простертых руках, точно жертву, тело своего бездыханного сына.

Светомира порешили похоронить подле Гориславы в заповедной дубраве Егорьевой. А Глеба рассудили отвести к его матери на кладбище староселья Горынского. (371)

До погребения надлежало, согласно обычаю, выставить на три дня тело царевича в открытом гробу для свободного доступа к нему народа.

Владарь повелел было убрать просторную соборную церковь белою парчею, шитою золотом, и белыми цветами, но по умолению Отрады он переменил приказ; и Светомира отнесли в излюбленную царицею маленькую молельню. Была часовенька эта построена внутри ограды дворцового сада в пещере у подножия зеленого холма.

По утрам гроб выносили из пещеры и ставили перед входом в нее на помост. По вечерам, когда посторонние уже более не допускались, покойного возвращали в часовню, куда к нему приходила семья царская. Днем и ночью беспрестанно над ним читали молитвы и пели псалмы.

Светомир как в час своего падения казался не умершим, а спящим. Лицо сияло тихим светом. Никаких знаков порчи: руки белые, ногти розовые, а кругом лишь благоухание цветов. И пронесся слух в народе, что тело царевича нетленно. Вспоминали юродство его, юродство блаженного. Иные даже поговаривали о чудесных исцелениях у его гроба. Стечение народа было великое.

В конце третьего дня отслужили торжественную всенародную панихиду, и открытый гроб с умершим царевичем в последний раз внесли в пещеру. Там после прощального обряда тело собирались закрыть

навсегда. Стольный град снаряжал уже погребальный поезд, что ранним утром

должен был двинуться на криницу Егорьеву.

Вслед за патриархом и святителями в часовню, где молился Парфений, вошли Владарь с Отрадою, Радивой, важнейшие владетельные князья, думные бояре, воеводы и люди вельможные.

Началась заупокойная обедня. Прям, нахмурен, точно сердит, стоял Владарь. Думал: «Собиралися мы на кринице благодарственный молебен служити; молитися о сохранении Царства нового, о здравии семьи державной и государю победительная на врага даровати. Вот и лежит путь царскому поезду нашему назавтра в дубраву Егорьеву, да не на радость...»

И привидилось Владарю: едет он с Отрадою; за ними народу тьма тьмущая, впереди дорога стелется без конца в длинну. Вдруг крик в народе, все кругом рушится, уходит под землю... «И посадили его (372)

......... в погреба глубокие,защитили щитами дубовыми,задвига̀ли доска̀ми чугунными,засыпали песками рудожелтыми...»

И царские одежды его обращаются в саван, и венец на голове его в венчик погребальный. Это он, Лазарь, лежит там под свечами, и плат белый его покрывает... И голос слышит утешающий, увещающий:

'Подымаются ветры буйные,Разносили пески рудожелтые,Раздвига̀ли доски чугунные,Разметали щиты все дубовые,Выходит Егорий на вольный свет'.

«Голос матушки!» Вздрогнул. «Умерла ведь моя матушка». Хор громко пел: 'Благослови душе моя Господи... обновится яко орля юность твоя'.

«Нет, это я встал вослед кресту, а вот сын мой навек под крестом ляжет». И воспомнился Владарю Светомир со свечею в руке как он еще младенцем в церкви стоял на панихиде по воинам, на Волчьем Поле умершим, как свеча его будто всех молящихся вела; и думу о нем свою тогдашнюю воспомнил: Кому как не таковому и царствовать?

«А кто теперь по мне царевать будет? Сыну моему отроком в землю сойти — вот она разгадка всех гаданий, гороскопий, знамений великих».

'Иже всем человеком хотяй спастися и в разум истины придти...' пели иноки. «Юродствовать да блаженным быти царю, видно, не подобает. Без возврата солнце рода нашего закатилося. Ни спасения в том нету, ни разума».

И ужаснулся Владарь мыслей своих и мерзости своей. «Услыши мя, Господи, в правде Твоей и не вниди в суд с рабом Твоим. Дух Твой благий наставит мя на землю праву. Да исполнится о сыне моем воля Твоя».

Онемелая от скорби склонилась над гробом Отрада. Наглядеться не могла на сына милого. В переливчивом свете лампад и свечей лицо Светомира казалось не только живым, но и меняющим выражение. И чудилось Отраде, что он ей улыбается.

Никто не решался к ней подойти. Наконец Парфений отвел ее в сторону, благословил и тихо сказал: «Не плачь, чадо. Усердно молись Пречистой. И ко мне в пустынь приходи через четыре дня. Веруй. Тако да исполнится всякая правда».

Все вошедшие в часовню вослед за царем и царицею — князья, бояре думные, воеводы и люди вельможные — стали чередом подходить на прощание с царевичем; крестились, целовали ему руку. (373)

В последний раз над усопшим пропели «Со святыми упокой...» и «Вечную Память». В последний раз патриарх благословил тело. Наступила тишина. И дубовая крышка тяжело опустилась на гроб.

Полночь уже минула, когда все разошлись. Парфений повелел инокам на час удалиться и, оставшись один, погрузился в долгую, глубокую молитву. Потом подошел ко гробу, отомкнул запоры и, с неожиданной силою подняв крышку, опустил ее на пол.

Продолжая читать молитвы, он омыл лицо, грудь и руки Светомира водою, принесенною из криницы, снял венчик с его лба, покров с его ног и вынул из сжатых пальцев отрока разрешительную молитву.

Старец обнял Светомира, взял его на руки, вынес из пещеры в сырую звездную ночь и, ставши на колени, бережно положил его на весеннюю, почти голую землю. Он знал, что царевич не умер, а спит.

Парфений вернулся в часовню. Подошел ко гробу, распростер саван по его дну, положил венчик у изголовья и вынул пергаментный листок с начертанной на нем разрешительной молитвой. Благоговейно приложился он к листовику и преломил его на три части. Начало молитвы положил рядом с веничиком, а конец ее и серединную часть упрятал у себя под рясой на груди. Крышку он примкнул ко гробу и замкнул запоры как они были замкнуты допреждь.

Старец тихо молился и плакал. Вышед из пещеры, он склонился к распростертому по земле отроку и коснулся своим наперстным крестом его губ: «Серафиме проснись! Настало тебе время. Проснися, Серафиме, встань!»

Отрок вздохнул, открыл глаза и радостно протянул к Парфению руки: «В какой чудесной стране я был: слоны, волки, единороги белые; и лошадь всех белее и прекраснее, и Егорий храбрый на ней. Он едет, а за ним Матерь Божия идет. А в руке у Егория луч золотой, стреловидный. И ту стрелу светлую он мне в руку вложил и говорит: 'Отныне она тебе служить будет'. Тут я и пробудился».

— «Аминь», сказал старец. И после долгого молчания: «Нам пора, пойдем, Светомире».

Он надел на царевича ряску черную, обул его в сапожки мягкие; взял старец отрока на руки и донес до ограды сада; опустил на землю, сказал: «Теперь иди со мною».

Стражники у ворот благоговейно склонилися перед Парфением, прося благословения. Никто не приметил маленького служку, идущего рядом со старцем. (374)

В утро четвертого дня после похорон Светомировых отправилась Отрада в обитель Парфения. Как стала она выходить из чащи лесной на прогалину, видит: восредь ей ступает степенно бурый медведь, и весело бежит, его обгоняя, отрок стройный в коротенькой ряске. Узнала Отрада сына своего и не удивилася: обрадованная, она появление Светомира с умилением приняла яко дар благой, обетованный. А он ринулся к ней, ее увидя, прильнул к ее ногам, снизу вверх в глаза ей, смеючись, заглядывает: «Пришла, пришла!», восклицает.

Села царица на свежию траву, Светомира на колени к себе взяла? Сел и медведь чинно с ними рядом. И загуторил Светомир: «Хорошо мне тут; все хорошо, только тебя не было. Говорю я отцу Парфению: 'Давай с тобою за матушкою сходим'. А он мне говорит: 'Не скучай. Подожди немного. Она сама к тебе придет, твоя матушка'. Вот минули три денька и три ночки — ты и пришла».

Вскочил вдруг Светомир, медведя гладит, треплет: «Пойдем, Мишка, плясать!» И стал со зверем в обнимку прыгать, кружиться, кувыркаться. А медведь со прогалины в лес убегает, за деревьями скрывается, в прятки играет. Светомир за ним бежит, его сыскать да поймать ищет.

И примечала Отрада, что сын ее, в догоне за медведем, чрез сучья и кочки перепрыгивает, все деревья старательно обходит, на стволы их не натыкается. И думала она, улыбаючись: «Скажут скоро люди: 'здоров царевич, и нету в нем юродства никакого'; станут уповательно глядеть на него. А Владарь то, родимый, утешен будет; хоть и напрасно, а больно печалился он об наследнике своем: 'царевичу, говорил, подобает разум земной и крепкое на земле стояние'. Светомир же наш с младенчества Матерь Божию возлюбил; вся внутреннее его имя святое Ее, не устанет он и с земным разумом прибегать к помощи Предстательницы за нас победительной, и она. Пречистая, его завсегда на путь праведный наставит».