Перемещенные - Сания Биккина

– Может, поймаем ее на воровстве? – осторожно предлагаю я.

– Вряд ли она ворует. Думаю, ей интереснее власть, возможность выслужиться, заработать очки. Но наверняка и с этим можно что-то сделать.

Мы с Раей уже позабыли о своих горестях и обсуждаем наш план. Кажется, завтра будет непростой концерт.

Сейчас вечер, я сижу с телефоном, доделываю монтаж. Фильм почти готов.

Начинается он с сюжета про Майю. Майя супернеуклюже едет на скейте мимо расписанных стен на окраине города. Это граффити ее сестры. Майя говорит: «Что такое дом? Это место? Это люди? Может ли частью дома быть улица?» Дальше появляются Антон и другие герои. Кто-то сидит дома, кто-то идет домой. Потом эпизод с мамой Геры: она говорит про заботу о пространстве и людях в нем, а Гера играет с малышами. Потом контраст: Мирик, который сидит на крыше и говорит, что дом – это кровать и шкаф, но он в доме несчастлив. Потом Ева говорит, что дома важны отношения и доверие, принятие и тепло. Ева грустно сидит с фотоальбомом у себя в комнате. Затем – заикающийся немногословный Леон. Мы весь фильм построили на контрасте – от мягкого и нежного к яркому и строгому.

«Дом можно долго создавать. И потом быстро потерять. Но твой дом внутри тебя. Ты идешь, и он идет. И весь секрет в том, чтобы создавать дом в любом месте, где бы ты ни оказался. Доставать его из себя. Никто вместо тебя не сможет создать твой дом», – так я говорю ближе к концу. Затем несколько крупных планов – родители, которые украшают свои дома игрушками, картинками, подсвечниками, рамками с семейными фото.

Последний кадр – самый любимый и выстраданный. Мы все идем по улице на фоне золотого с розовым заката. Съемка немного замедленная, звучит нежная музыка, и мы проходим как бы сквозь экран. Снимать эту сцену было сложно – попробуй убедить пятнадцать человек сделать что-то в одном кадре и потом снять это на телефон против света. Я хотела, чтобы мы выглядели легкими и счастливыми, но так не вышло. Все идут по-разному: кто-то хохочет, кто-то устал, кто-то стесняется и кажется равнодушным. Мы выглядели по-разному, но вместе прошли сквозь кадр. В самом конце Гера неожиданно приседает перед камерой и светит в нее фонариком. Получилось классно – кадр уходит в белое пятно, а на фоне шумим мы – кто-то смеется, кто-то возмущается, кто-то говорит «я это заново снимать не буду», кто-то благодарит. И эти звуки мы оставили. Это мы, как мы есть.

У фильма не было ни концепции, ни сценария или плана, ни описания. Мы собрали его из настоящих разговоров. Мы все смогли поговорить друг с другом. Как бы мы это сделали иначе? А потом сможем поговорить с родителями и учителями. Я очень довольна результатом.

Утро началось с самого долгожданного события последних месяцев – папа отвез меня в салон. Мне сделали стрижку и окрашивание, намазали волосы бальзамами, и через каких-то пять часов я была неотразима. Первым делом отправила селфи Розе, она была в восторге. Ну что, теперь я готова к концерту Кляксы.

В лагере сегодня тоже «день красоты» – прибрано все до последней веточки на тротуаре. Клякса ведет гостей и репортера с камерой по дорожкам. Гордо показывает скамейки, склад, корпуса. Объясняет своим громким высоким голосом, что у нас отличный интернет (я бы поспорила), хорошее питание, все получают все самое необходимое, всем делают медосмотр и помогают оформлять бумаги (это вроде правда). Клякса выглядит более хрупкой и элегантной, чем обычно. Нет этой важной походки бойца, а речь такая культурная, будто она библиотекарь или ведущая прогноза погоды.

Концерт начинается через двадцать минут. Уже собираются те, кто будет выступать с песнями и танцами. Все будет в большом зале на триста человек, который обычно заперт, пользоваться им в другие дни не дают. Там есть колонки и микрофоны, хорошие стулья, экран для кино. Все это Клякса тоже гордо показывает гостям.

Мы с Раей готовы приступить к осуществлению нашего секретного плана. Для начала нужны ключи от склада. Мы хотели тайком их вытащить из сумки Кляксы, пока она ведет экскурсию. То Рая с ней случайно столкнется, то я прошу детей ее отвлечь, а сама неловко пытаюсь залезть в сумку. Но все тщетно.

Начинается концерт. Зал почти полный: все-таки даже такое унылое событие – хоть какое-то развлечение. Самая скучная всегда первая часть. На сцене стоит Клякса и три чиновника. Один из них то ли мэр, то ли кто-то за него. У всех в руках грамоты и благодарственные письма. Сейчас они минут пятнадцать будут ими обмениваться и говорить скучные слова. Оператор, конечно, все тщательно снимает. Такой театр – весь сюжет известен заранее. Сумка Кляксы лежит на стуле в первом ряду. Рая толкает меня локтем в бок – тоже это заметила. Но что делать – непонятно.

– Мы видим, с какой ответственностью, каким теплом и заботой вы подошли к своей непростой работе. Все сделано с тщательностью и вниманием к деталям. В эти непростые времена… – это говорит самый главный из гостей. – Мы благодарим вас за ваш вклад…

Уши вянут. Такие речи я могла бы писать погонными метрами, по сто штук в день. Бесконечный калейдоскоп, где смешаны непростые времена, сложные задачи, вызовы времени с огромным вкладом, серьезным отношением и невероятной самоотдачей. Кстати, может, у них есть специальный конструктор для таких речей?

– Нашим городом принято решение наградить вас за вклад в развитие гуманизма в нашем обществе, за работу на благо нашего города, за заботу о людях в сложных социальных контекстах…

Что? Кляксе – премия за гуманизм? Я не ослышалась? Этой визгливой женщине, не способной разглядеть человека в человеке? Я теряю остатки осторожности. Провожу руками по волосам – пусть мои супер-пупер-миленькие волосы дадут мне силу. Быстрым шагом иду к первому ряду. Рая встревоженно окликает меня, но уже поздно.

Клякса смотрит на меня, я на нее. Как в кино про ковбоев, мы смотрим друг другу в глаза, а расстояние между нами сокращается. Подхожу к ее сумочке, достаю огромную связку ключей и спокойно иду обратно. Как будто так и должно быть и мы договорились. Больше я не оборачиваюсь. Мы с Раей выходим из зала и быстрым шагом идем к складу.

– Вот это да, вот это да, – твердит Рая. – Как ты ее! Нам конец.

– Да вообще! Там же папа в зале, наверное. Вот мне влетит.

– Ну ты что. Я же с тобой. Я же