Физика любви - Юля Артеева

Ты хороший человек, Глеб. Но не бойся, я никому не скажу.

Янковский смотрит мне в глаза и, наклоняясь еще ближе, шепчет:

– Тогда это будет наш секрет.

Дыхание сбивается, а кожа покрывается мурашками. Не заметить это невозможно, потому что он держит мою руку. Я дергаюсь, вырывая у него катушку с пластырем. Голубые глаза приобретают то выражение, от которого горячая волна катится вниз по телу. Господи, как страшно и как сладко.

Глеб медленно тянется за моей рукой:

– Яна, ну что же ты, мы не закончили.

– Твои собачки меня сейчас на части порвут, – я стараюсь спрятаться за сарказмом, но Алина, Майя и их подружки действительно смотрят недобро.

– Меня больше интересует вот что, – он отрывает пластырь, опускает мою руку вниз, касаясь пальцами моего бедра.

Мурашки размером со слона снова беззастенчиво покрывают мою кожу. Я сглатываю. Глеб изучающе оглядывает открытые участки моего тела.

– Это реакция на меня?

– Да, Янковский, ты совершенно жуткий человек. Это от страха! – выдаю с возмущением.

И тут же сбегаю, поджав хвост. Встаю к Манковой в пару, и мы отрабатываем удар. А что мне надо было сказать?! Да, от твоего присутствия у меня колени трясутся? Мечтаю быть с тобой? Все, что было в учебнике, жуткая глупость и бред? Выброси вырванные листы и давай встречаться? Люблю, оказывается, не твоего друга, а тебя? Поцелуй меня, потому что я хочу этого так сильно, что аж во сне это вижу?

Разозлившись от своих же мыслей, луплю по мячу что есть силы. Манкова отскакивает в сторону:

– Петрова, полегче! Побереги запал для соперников.

– Извини, – бормочу я и оборачиваюсь на Глеба.

Смотрит на меня, а на губах дьявольская усмешка. Да чтоб тебя. С раздражением тру руки, пытаясь стереть предательские мурашки со своей кожи и слышу, как он смеется.

–.. -.-.–

Этот матч мы тоже выигрываем. Еле-еле, потому что команда реально сильная, но у нас выходит. Глеб и Ян просто фееричны. Точны, техничны, чувствуют друг друга без слов, будто один разум в двух телах. Последний мяч мы разыгрываем на троих, и когда Глеб делает вид, что загасит, но обманным движением неожиданно скидывает под сетку, куда никто не успевает, раздается оглушительный свисток, а зал взрывается улюлюканием. Я же визжу и запрыгиваю на Глеба, обхватив его ногами за талию. Он легко подхватывает меня и прижимает к себе. Я зажмуриваюсь и растворяюсь в моменте и своих ощущениях. Широкая грудь, к которой я льну как кошка, его крепкие руки, которые поддерживают меня, от всего этого мое сердце сходит с ума. Я чувствую, как его сердце тоже колотится и бьется в ребра мне навстречу. Глеб пахнет чем-то теплым и сладким, но в то же время так терпко, что в горле начинает першить.

И через секунду мы уже оказываемся погребены под месивом из нашей команды. Эта куча-мала стала еще одним нашим ритуалом. Мелькают какие-то части тел, Попов в восторге трясет меня за плечи, а я смеюсь и кричу:

– Вы меня раздавите!

Счастье, безграничное и абсолютное, накрывает меня полностью и без остатка.

Когда я выхожу из душевой в раздевалку, теперь уже наученная опытом и потому полностью одетая, там уже полный комплект. Кроме Миши Попова, он, как всегда, еще моется. Оливка тоже тут и уже оживленно болтает с Манковой. Настя влилась в нашу тусовку так органично, как будто сама играет в волейбол. Кудинов протягивает мне бутылку шампанского, и я улыбаюсь.

От этих маленьких привычных ритуалов я чувствую себя тепло и как-то защищенно. Как будто тут, внутри нарисованного мелом круга, меня не могут коснуться никакие неприятности. Отпиваю сладкую газированную жидкость и морщу нос.

– Что такое? – спрашивает Паша.

– Очень сладко.

– О-о-о, – Глеб откидывается спиной к стене, – у нашей малышки прорезался голос. В следующий раз купим брют. Еще будут пожелания по райдеру?

Я награждаю его неодобрительным взглядом и из чувства противоречия делаю еще несколько больших глотков.

Меня передергивает, но я не подаю вида. Пузырьки бегут по венам и взрываются фейерверком в голове. Я сразу добрею, но говорю неодобрительно:

– Янковский, ты иногда так меня бесишь.

– А иногда… – тянет он выжидающим тоном.

– А иногда НЕВЕРОЯТНО СИЛЬНО бесишь.

– Ага, – влезает Кузнецов, – а вы двое бесите меня большую часть времени.

Кудинов тоже оживляется:

– Да, потому что всем понятно…

И, заметив мой взгляд, девчонки срабатывают быстро, Оливка накрывает ладонью болтливый рот Паши Кудинова, а Манкова громогласно перебивает:

– Всем понятно, что давно пора идти в «Котов»! Где Попов, все еще перышки чистит?

– А че Попов? – в дверях маячит обиженное лицо Миши. – Пускали бы меня в душ первым, вообще никаких проблем бы не было!

– Ты если первый соберешься, то шампанское и десяти минут не протянет.

Это Ян, бросает беззлобную шутку и тут же протягивает Мише бутылку, чтобы предупредить монолог в любимом стиле Попова «а че я?».

В раздевалке теперь царит легкая суматоха, и я облегченно выдыхаю. Не знаю, чего я боюсь. Наверное того, что, если Кудинов продолжит фразу, я покраснею, моя голова превратится в помидор и лопнет под давлением чужих домыслов и моих собственных мыслей.

Так, перешучиваясь, мы и выходим на улицу. Там одуряюще пахнет весной и новыми надеждами.

В «Котах» сегодня шумно и многолюдно, но Толя придержал для нас стол. Мы рассаживаемся, и Глеб приземляется рядом со мной, закидывая руку на спинку дивана за моей головой. Его вызывающий взгляд обращен куда-то в сторону, и, когда дым от кальяна за соседним столом рассеивается, я вижу Вадима. Закатываю глаза и вздыхаю. Теперь весь вечер Янковский будет вести себя как склочный пес.

Першин прикладывает ладонь рупором ко рту и кричит мне:

– Яна, ты сегодня умничка! Как и всегда! Моя любимая девочка-волейболисточка!

И хоть от слова «волейболисточка» у меня сводит зубы, я приветливо ему улыбаюсь и машу рукой.

Наблюдать за Глебом в этот момент – сущее наслаждение.

Эти напряженные скулы, сдвинутые брови, пухлые губы поджаты. Не сдержавшись, фыркаю. Он смотрит на меня, и тень облегчения пробегает по его лицу:

– Ты это специально?

– Кто знает, – пожимаю плечами, – просто хотела кое-что проверить.

Глеб щурится и говорит:

– Ну посмотрим, кто кого.

И почему-то мне становится не по себе. Потому что, если говорить о нас с Глебом, то совершенно очевидно, кто из нас кролик, а кто удав.

В конце концов я отвлекаюсь и болтаю с Манковой, которая сидит справа от меня. Она рассказывает мне, что если сдаст все экзамены и поступит в универ, то выкрасит