Золотой мальчик - Екатерина Сергеевна Манойло

– Ну, чего ты фигней занимаешься? – Витя дернул девчонку за лямку сарафана. – Бежать надо!

– Вдох глубокий, руки шире! Не спешите, три-четыре! – прохрипела Сашка незнакомым голосом.

– Да ну тебя!

Витя отошел к окну, встал на цыпочки – не показалось ли… Да, точно! Раздернул задубевшие деревянного цвета шторы. Ухватился за крышку стола, попробовал сдвинуть с места: нет, слишком тяжелый. Переложил на раскладушку книги, журналы, выдернул ящики, набитые каким-то хламом. В одном брякали разрозненные детальки, похоже, от моделек самолетов. Сделал новый подход, на этот раз ножки стола со скрежетом, оставляя на полу глубокие царапины, неохотно сдвинулись. За столом обнаружилось не окно, а балконная дверь. Витя дернул за ручку, стекла содрогнулись, с рамы полетели струпья пожелтелой краски. Балкон, видимо, не открывался годами. Дверь распахнулась только с третьей попытки. В комнату хлынул прохладный воздух.

– Что ты наделал?! – завизжала Сашка. – Закрытое окно – это мой здоровый выбор.

– Чего-о-о? – Витя от такого выпада чуть не сел на косо стоявший стол.

– Того, Витя-Виталик! – Сашка отшатнулась от балкона и закуталась в одеяло. – Снаружи все является переносчиком гадких болезней: менингит, трихомонад, перегар!

Витя ухмыльнулся.

– Что это еще за болезни такие?

– Так ты еще и не знаешь! – Сашка повела носом, точно принюхивалась.

– Да все я знаю, заболеть можно везде, но на улице нам ничего не будет.

– Ты сбегаешь, Витька? – Рот Сашки обиженно скривился.

– Ты со мной? – Витя, полный решимости, протиснулся в полуоткрытую дверь и ступил на балкон.

Балкон – это, конечно, громко сказано. На деле за дверью обнаружился узенький выступ, огороженный кованой решеткой для цветов. Так вот как вблизи выглядит то, что Витька, проходя по улице, принял за корзины. Передвигаться здесь можно было только приставными шажками.

– Мы все умрем! – послышалось из комнаты.

– Сидит девица в темнице! – прокричал Витя через плечо. – Это ты, Сашка!

– Из-за тебя я надышалась этим. – Сашка медленно просочилась между балконной дверью и столом, осторожно высунулась на улицу.

– Когда ты гуляла в последний раз? – Витя подвинулся, уступая немного места.

– Не помню, может, лет пять назад. – Сашка сбросила одеяло и косолапо встала рядом с Витей. – Уже и забыла, что это круче телевизора с мультиками.

– И уж точно круче твоего радио.

– Ладно, лучше умру от заразы, чем от мамочкиного сапога. – Она передернула плечами, не в силах оглянуться на комнату.

Теперь Сашка вновь напомнила Вите принцессу. Бледная и бедная. Ее потряхивало от внезапной свободы. Витя засомневался было, стоит ли брать ее с собой, но тут же мысленно отругал себя. Нельзя оставлять девчонку с чокнутой циркачкой. Справа от балкончика манила пожарная лестница, ржавая и шаткая. Витя дотянулся до нее левой рукой, задрал ногу, подтянул себя на край кованой решетки, случайно спихнул горшок с высохшим цветком. Тот кувыркнулся и грохнулся об асфальт, точно взорвался. Сашка взвизгнула. Она так перегнулась через ограждение, что Витька испугался: сейчас полетит вслед за горшком.

– Не смотри вниз! Давай за мной! – скомандовал и заторопился.

Свобода звала Витю. Казалось, лестница сама, как эскалатор, движется, надо только крепче хвататься руками за перекладины. Мысленно он опережал события: спрыгивал на брусчатку, ловил девчонку и, схватив ее за руку, тащил прочь. Когда под подошвой спружинила предпоследняя ступенька, Витя задрал голову: не может быть – Сашка так и стоит на балкончике, как подвядшая белая гвоздичка в пустой корзине. Рвануть бы без нее. У Вити еще оставались силы, несмотря на плохой сон и голод. И сейчас они внезапно собрались, сконцентрировались. Он глянул на полустертые булыжники тротуара, до которого оставалось всего ничего, и полез обратно.

– Сашка-напугашка, ну, ты чего зависла? – Витя сделал лицо, как ему самому казалось, очень доброе и ласковое.

Сашка молчала. Трогала кованые завитки ограждения, будто перебирала возможные варианты развития событий. Если она останется в квартире – умрет от налетевших, как невидимая мошкара, бактерий или побоев матери, потерявшей очередного Виталика. А если дотянется до лестницы, сумеет не сорваться и ступит наконец на чуждую территорию – что тогда?

– Если тебе не понравится, обещаю, я провожу тебя обратно. – Витя поозирался по сторонам. На улице никого. Он пытался выглядеть спокойным, но все же заметно нервничал. – Ну, давай же! Не бойся!

Он с лестницы протянул Сашке руку, испачканную ржавчиной. Но девчонка юркнула в комнату и, кажется, закрылась шторой. Ну и фиг с ней, с этой пигалицей, только время зря потратил. Внезапно из квартиры донесся грохот. А что, если циркачка вернулась? Раньше Витя и представить не мог, что женщина по имени Джулия будет вызывать в нем такой страх. Вот чего он прежде боялся? Оказаться у доски, когда не готов и не понял тему. Встретиться с плохой компанией в глухом переулке, где могут и убить и – что хуже – унизить. Хуже – потому что не бывает так, чтобы унизили и отстали навсегда – нет, обязательно захотят повторить. Об этом все время говорят в «Криминальной России». Еще Витя боялся старых шахт и медвежьих берлог, но циркачка…

– Друзья, нет ничего невозможного! – Сашка вернулась из квартиры, как чертяга, в красных сандалиях и с радиоприемником в руках.

– Да зачем тебе это?! – крикнул Витя, а про себя отметил, что обрадовался Сашке. – Я тебе новый Sony подарю или Panasonic! У папы в магазине целая коробка таких.

– Правда? – Сашка с сожалением глянула на провод, волочившийся за коробкой, будто крученый хвостик с вилкой на конце. – Или кривда?

– Да правда, правда! Sony в секстиллион раз круче этой штуковины!

Сашка бережно поставила радио на приступку, задышала глубоко, как полчаса назад во время зарядки. Она раскраснелась, дрожащими руками пригладила волосы на висках, как будто этот пушок мог помешать ей перелезть на лестницу. Опираясь ладонью о кирпичи стены, забралась с ногами на балконное ограждение и, как учил Витя, ухватилась за поручень, шатко побалансировала, вся растопорщилась, будто собираясь сесть на шпагат, и неожиданно замерла.

– Я хочу назад, Витька! – взвизгнула Сашка.

– Ну ты сопля, а! Вот и связывайся с девчонкой. Давай сюда свою культяпку!

– Оставь меня, я лучше умру дома, чем на скамейке от какого-нибудь сникерса…

– Ну ты и дурында, Сашка! Сразу видно, что экзамены за тебя кто-то другой сдает. – Вздохнул Витя, вспоминая, как легко и быстро перед отъездом он взлетел по лестнице на пятый этаж по зову золота.

Сашка то ли взвыла, то ли зарычала. Буквально через пару секунд Витька уже держал ее поперек живота. Сашка качнулась, отлепилась от корзинки, прижалась к Вите, который сам, казалось, еле дышал. Два или три болта, державших лестницу, выбило из стены, они прощелкали по кирпичам, и ступени заколотила дрожь.

– Я лезу первый, а ты за мной, ты же дочь циркачки, в конце концов!

– Да кассирша она, – процедила Сашка сквозь маленькие зубки, а потом затараторила не своим голосом:

– Aš turėjau dviratuką,

Vienas ratas nesisuko.

Per kiemelį važiavau —

Šimtą zuikių pagavau[2].

– О, зря я словарь покупал, – крикнул Витя, стараясь спускаться не слишком быстро, чтобы Сашка не отставала. – Ты у меня теперь будешь переводчиком!

– Šimtą zuikių pagavau,

Šimtą zuikių pagavau[3].

Под стишок Сашка двигалась быстрее и даже пару раз чуть не наступила Вите на пальцы. Шаткая лестница слабо покачивалась. Наконец Витя спрыгнул с радостным «Й-у-уху» и приготовился ловить Сашку. Но она вроде как уже не боялась. Шагнула с последней перекладины сама. Теперь бежать что есть силы! У Сашки на редкость спокойные глаза, удивительно, совсем как папины, похожие на море в штиль. Тут Витя спохватился: не спросил у девчонки про свидетельство о рождении. Мама всегда говорила, что в любой ситуации, кроме пожара, когда есть уже угроза жизни, важно не забыть папку с документами, ту, где зеленые и красные корочки. Ну да уже ладно. От одной только мысли о возвращении в квартиру Виталиков у Вити скрутило живот, будто внутри ворочалась толстенная змея.

На улице не было ни трамваев, ни автобусов, ни машин, за все время мимо проехали, дребезжа звоночками, только два пожилых велосипедиста. Витя хотел было спросить у них дорогу к «ломбардасу», но побоялся: кто знает, что у здешних чокнутых