Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

а потом так же самозабвенно и безутешно рыдает от стыда, словно слезами жаждет искупить смертный грех.

Легонько постукивая себя по плечу кнутом со сложенным хлыстом, Онегин прикрыл веки. После медленно и удовлетворенно покивал, по растерянности друга поняв, что угадал все до мелочей, а потому не стал продолжать.

– Ты наивен и совсем не искушен в женских уловках, – мягко и добродушно улыбнулся Евгений. Себя-то он считал не в пример опытным в сердечных делах. Хотя, если прислушаться, в его словах и интонации едва заметно, но сквозили восхищение и зависть. – В этом твое самое большое очарование и счастье, – добавил Евгений, видя, что друг нахмурился. – И Ольгино тоже, ведь она в своих уловках и кокетстве тоже абсолютно честна и наивна. Любовь изменила ваши сознания. Подарила возможность не замечать недостатков, видеть все ярким, милым, прекрасным. Это удивительное чувство. Оно так недолго длится и так мимолетно, что могу только посоветовать испить его до дна, вполне насладиться им.

Ленский заметно повеселел.

– Сердцу не прикажешь, – подтвердил он предположения Онегина. – Какими бы ни казались в глазах других людей, мы с Оленькой влюблены и счастливы.

– О, Владимир, поверь, я самым искренним образом желаю тебе счастья и нескончаемой любви. – Евгению вдруг показалось, что он несколько перегибает палку в своем цинизме и откровенности, а его рассуждения становятся бесцеремонными и даже обидными, и поэтому он постарался исправиться. – На самом деле я завидую тебе, Владимир. Разумеется, в хорошем смысле. Мне бы тоже хотелось с головой погрузиться в сладкий омут любви. Испытать это волшебное пьянящее чувство, когда все вокруг кажется восхитительным и радостным. Иметь такие сияющие, как у вас с Ольгой, глаза. Отражаться во взглядах друг друга. Спасение от жизненной скуки и от вечного разочарования. Ах, Владимир! Но увы, мой опыт, знания и сложный характер не пускают меня в радужный, все изменяющий мир влюбленности.

Онегин попал в точку. Ленский радостно и воодушевленно воспринял его признание и снова пребывал в прекрасном расположении духа.

– Уверен, это пока не нашлась девушка, способная растопить твое сердце. Но подобное обязательно случится, – отозвался он. – А Татьяна? Что ты скажешь о ней?

Онегин вяло пожал плечами.

– Совершенная противоположность Ольге. Пожалуй, вообще противоположность современной юной барышне. У Татьяны напрочь отсутствует желание нравиться. Как будто ей это и вовсе безразлично. Она не пользуется ни одной женской уловкой, хотя при ее довольно блеклой и обыденной внешности кое-что не помешало бы. Она вся такая, какая есть, без малейших украшений. – Онегин рассуждал просто, без интонаций, словно говорил о книге или театральной пьесе, про которые высказаться можно, но изменить ничего нельзя и воспринимать следует как данность, так, как есть. – Впрочем, если ее скромность посчитать задумчивостью, прибавить сюда весьма странную, отличную от ровесниц рассудительность и весьма своеобразные мысли, то Татьяну можно счесть загадочной и даже по-своему интересной. Во всяком случае, она время от времени способна поражать собеседников неожиданными суждениями и преподносить сюрпризы. – Онегин немного помолчал, словно прикидывая что-то в уме, и закончил: – Так что, мой друг Ленский, Татьяна, на мой взгляд, представляет больший интерес, нежели ваша избранница Ольга. Странность и загадочность против веселости и миленького личика.

Ленский засмеялся, к счастью ничуть не обидевшись.

– Как это отрадно! Мой друг Евгений, я очень рад, что ты нашел мою невесту милой, симпатичной и доброй. – Ленский всплеснул руками и, когда их кони сблизились, легонько толкнул плечом Онегина. – Кроме того, я рад, что тебе она совсем не понравилась как девушка и ты увидел в ней лишь мою невесту. Хотя, признаюсь, поначалу я опасался: вдруг она тебе приглянется и все мы окажемся в довольно щекотливом положении? Вот уж в ком меньше всего я хотел бы видеть соперника, так это в тебе. Выбирать между возлюбленной и другом? Помилуй бог!

Ленский заметил лукавый и возмущенный взгляд Онегина.

– Что? Да, я уверен в Ольге. Уверен в ее любви, в своих чувствах и серьезности наших намерений. Однако ж Оленька – милый бесенок, который очень легко увлекается всем новым, ярким, интересным и привлекательным. И как прикажешь деревенской, юной и совсем не искушенной барышне не плениться столичным франтом? Как не забыться и не прельститься умным, образованным, импозантным молодым человеком?

– Ты мне льстишь, Владимир, – вальяжно улыбнулся Онегин. – Я всего лишь обычный продукт светского общества, как и любой другой молодой мужчина с берегов Невы. Отличаюсь разве что тем, что раньше других вкусил все забавы и соблазны, которые открывает жизнь, и поэтому разочарования постигли меня так же рано. Увы, я точно и наперед знаю, как сложатся любовные отношения, чем завершатся романтические привязанности и жизнь вообще. Поэтому мне невыносимо скучно. Порой я ощущаю себя старым, как само мироздание, которое в тысячный раз идет на один и тот же виток. Повторяется. И все для него слилось воедино. Уж ничего не ново и не забавно. Вот для меня так же.

– А Татьяна тебя не увлекла?

– Увы. Такого и случиться не могло.

Евгений подумал, что он так и не сообщил Ленскому приятной новости, которую заготовил на вечер. Теперь тем более не скажет. Владимир слишком много времени уделил невесте и совсем мало – ему, пусть теперь пребывает в неведении. Евгений отказывался радовать его новостями.

До развилки, где Ленскому следовало свернуть к себе в поместье, чтобы не возвращаться той же дорогой, а лишь сделать круг, осталось несколько лошадиных шагов. Друзья вот-вот должны были попрощаться. Сизые облака, освещенные серебряным лунным светом изнутри, расступились и пропустили на темный бесконечный небосклон белый, сияющий полумесяц, и тот любопытно оглядел свои владения на сегодняшнюю ночь, красуясь своей белизной на темном небе.

Один и тот же месяц ронял свет на мирно бредущих рядом лошадей с беседующими всадниками и на зашторенное окно в усадьбе с зелеными стенами и с парником, гордо именующим себя оранжереей.

– Ну что ты, девочка моя, с чего вдруг такие волнения? – запричитала в ночи старая нянька, в который раз уже меняя холодную, смоченную в воде с уксусом тряпицу на голове девушки.

Темно-русые волосы беспокойным пламенем расползлись по подушке, тонкие прядки прилипли к влажному лбу. На бледных щеках горел болезненный румянец, а в глазах сиял свет безумия. Девушка переворачивалась то на один бок, то на другой, и няня уже заметила мокрую спину на ее ночной рубашке.

– Мне душно! Я задыхаюсь! И жарко так, – прошептала Татьяна. – Не беспокойся за меня. Не волнуйся. Не болит у меня ничего. Но внутри как будто печка пышет.

Няня покачала головой,