Необитаемая - Татьяна Млынчик

Здесь мое натренированное тело меня не подвело. На марафоне тоже самое главное – не обгонять выбранный темп. Иначе, двигаясь быстрее, рискуешь израсходовать больше положенных сил, и их не хватит, чтобы добежать до финиша. Может, в жизни мне тоже стоило не обгонять темп, который я должна была выбрать для себя сама? Не лезть в гущу событий, а просто двигаться так, как комфортно мне, и тогда ребенок рано или поздно появится?

Группу возглавлял рыжеволосый бородатый мужчина по имени Гриша. Он рассудительно объяснял разные альпинистские нюансы и подсказывал, шел впереди всех и не давал разогнаться. Каждый час делал привал, на котором мы пили чай из термосов и ели прихваченные с собой снеки. Внимательность, спокойствие и уверенность Гриши задали тон всему нашему походу. Он научил не только правильному темпу, но и австрийскому шагу через снег, надеванию кошек, работе с ледорубом, преодолению горной болезни. Под его руководством было не так страшно отправляться в ледяную тьму в ночь восхождения.

Накануне штурма я купила в местном аптечном ларьке тест на беременность. Убедиться, что не беременна, чтобы не рисковать на восхождении, – взрывная нагрузка и высота точно были бы нежелательны для будущего ребенка.

Думала о том, что́ буду делать, если увижу две полоски. С одной стороны – вроде радостно, мы же так давно этого ждем. С другой – я что, правда спущу в унитаз всю подготовку и откажусь от восхождения на вершину? А если у меня возникают подобные колебания – может, я на самом-то деле не хочу никаких детей? Ведь если бы хотела, все на свете вершины меркли бы перед светом маленькой души, которая могла ко мне подселиться. А мне эта душа сразу кажется вором, что украдет мою гору.

Когда в два часа ночи под невероятными звездами мы выходили на восхождение в полном обмундировании, я оглянулась и подумала: «Вот это да!». Во время восхождения состояние и сознание постоянно менялись из-за огромной высоты. Всё становилось нереальным. Последние сотни метров до пика шли, двигаясь совсем медленно, как под водой.

На вершине моя подруга расплакалась. Я же вздохнула с облегчением: цель достигнута.

Было очень холодно, и мы лицезрели землю вокруг на много километров: альпинисты называют это призмой – когда природа на вершине дарит восходителям умопомрачительный вид.

Что ж, я покорила Эльбрус.

Когда спустились – были поздравления, фотки, рассылка близким аудиосообщений о том, как это было. Как пила нурофен из-за головной боли, как подруге пришлось справлять нужду при всех, потому что на седловине не спрячешься, как солнце ослепительно освещало всё вокруг, а я думала о том, что завершаю папин путь. Когда-то он был здесь, но не прошел дальше седловины – из-за жуткой погоды. Когда на такой высоте налетает непогода, надо тут же разворачиваться. Мои знакомые так не дошли до вершины сто метров – порывистый ветер сделал движение опасным для жизни. Для меня было важно закрыть этот гештальт для нашей семьи.

…А кто будет завершать мои пути, если я не хочу детей?

Глава 6

Ручка, полная игл

– Эта штука похожа на шариковую ручку, – бойко произнесла Шалина, не отрываясь от своих бумаг. – Я напишу, сколько колоть каждый день. Сверху дозатор: выставляешь нужное число…

Она говорила так, словно все по умолчанию умеют делать себе уколы. Меня же шприцы приводили в ужас, и я бы никогда не смогла уколоться.

…Через год после аборта я начала стремительно набирать вес. Заметила не сразу: раньше у меня не было необходимости взвешиваться, сидеть на диетах, худеть. Я всегда была примерно одинаковой. Ничего лишнего: в платьях и обтягивающей одежде ощущала себя уверенно. А потом все вещи будто разом сели. Я просыпалась отекшей, и казалось, что одутловатость усиливается с каждым новым днем.

Это заметила мама. Она говорила: «По-моему, ты еще поправилась», «Ты взвешиваешься?», «Выглядишь полной…». Она пыталась контролировать мое питание – и мне стало неловко подходить к холодильнику по вечерам: каждый раз, когда я брала еду, мама налетала на меня, как коршун. Она распахивала дверь в мою комнату и снова говорила что-нибудь о моем теле.

Не так давно я разошлась с Васей, от которого залетела, – и это сводило меня с ума. А мой новый вид – пугал; я ужасалась, когда видела себя на фотках. Вес постепенно увеличился на двадцать килограмм.

Мама купила абонемент в спортзал, чтобы я могла сбросить вес, и я отправилась на пробную тренировку. Амбал-тренер с вмятиной на лбу прогнал меня через все тренажеры подряд. Он не спросил, когда я последний раз тренировалась (никогда), как у меня вообще дела со спортивной формой, – просто подводил к очередному железному скелету и предлагал сделать двадцать или тридцать повторений. Во время одного из подходов, когда надо было лежать головой вниз, а ногами толкать прямоугольную платформу, меня резко затошнило; я спрыгнула с тренажера и через зал и раздевалку побежала в туалет, зажимая рот рукой. Какая-то женщина бросила вслед: «Беременная что ли?». Эти слова, произнесённые презрительным тоном, запомнились мне, подбитые диким стыдом. Больше в зале я не появлялась.

Мама настояла на том, чтобы я посетила эндокринолога. Там обнаружили, что гормон щитовидной железы – ТТГ – повышен у меня во много раз. Узнав об этом, мама сказала:

– Так тебе рожать срочно надо! Иначе потом будет нереально.

Иначе

Потом

Будет

Нереально

От кого я должна была рожать, хотела ли я рожать вообще, почему мне срочно надо это делать теперь (ведь я уже была беременна в прошлом году – и тогда почему-то рожать было не надо), она не уточнила. Естественно, я не собиралась замуж, а тем более – рожать.

Что за гормон такой ТТГ, за что он отвечает, для чего нужен в организме, почему в моем так сильно превышен, – мне тогда было непонятно. Мне прописали лекарство и сообщили, что принимать его придется всю оставшуюся жизнь. Каждый день. Одну маленькую белую таблетку. А по поводу веса эндокринолог сказала, что он у меня не такой уж и избыточный, достаточно начать соблюдать диету – и всё придет в норму.

Маме я соврала, что, по мнению врача, мой вес нормален. Я ненавидела то, что она лезет в мои физиологические дела, то, как она хочет, чтобы я была худой… Мне хотелось, чтобы меня оставили в покое и дали самой решить, какой мне следует быть. Я продолжала быть толстой – только чтобы не признавать, что она права.

Маму не устроило мнение врача,