Письма с острова - Татьяна Борисовна Бонч-Осмоловская

Но роща была такой прозрачной, а луг таким близким, что она взмолилась:

– Дорогой, милый волчок, давай еще поскачем, ведь недалеко совсем. Меня бабушка ждет, она за меня волнуется.

Волк тяжело вздохнул.

– До рассвета можем не успеть. А по свету мне нельзя.

– Успеем, волчок, смотри, все небо в тучах! Солнышко не скоро появится, а ты так быстро бежишь, ну что тебе стоит перескочить через этот лужок? Одним прыжком перепрыгнешь! А по березкам можно вообще по веткам проскакать, ты же моя белочка!

Волк засмеялся.

– Хорошо поешь! И медведя уговоришь. Тебя, что ли, Машей зовут?

– Меня зовут, – девочка задумалась, – звали… звали раньше, а теперь никто меня не зовет.

– Так и я тебе не медведь, не надо мне твои песни петь. Не пройдет это со мной.

– А что пройдет? – подпрыгнула девочка. – Что пройдет, волчок? Ты что-нибудь хочешь от меня?

– Да что с тебя взять, замухрышка…

– Очень даже взять, – обиделась девочка. – Бабушка тебя пирожками накормит. А я… я за тебя замуж выйду, когда вырасту.

Волк снова засмеялся.

– И зачем мне такая жена? Всю дорогу на спине таскать?

– Очень даже жена! – девочка сорвала пучок травинок и принялась быстро-быстро плести венок, – отличная жена, я и шить, и готовить умею, и берлогу твою буду в чистоте держать.

– Я говорю, ты меня с медведем путаешь, – волк опустился на траву рядом с девочкой. – Давай поспим пока.

Но девочка уже продевала венок ему на лапу, а сплетенную в колечко травинку – себе на палец.

– Все, мы с тобой обручились. Теперь ты должен меня слушаться, а я говорю, побежали дальше, прямо сейчас, через пять минуточек уже у бабушки будем.

– Ну если должен, – распахнул пасть волк, – то что поделаешь. Залезай.

Небо над серединой луга из серого становилось прозрачно-голубым.

– У нас мало времени, залезай давай.

Девочка привычно ухватилась за гриву волка.

– Не бойся, доберемся затемно, волчок, миленький. Поехали!

Но волк, только что подгонявший девочку, стоял не шевелясь, только дрожал и пошатывался. Наконец он шагнул вперед, осторожно поставил лапу на траву. Потом другую лапу. Они медленно шли через луг, словно по болоту, и кочки уходили из-под лап волка. Сколько девочка ни смотрела на траву, прозрачно пахнущую свежестью и цветами, она не видела никаких кочек, но волк шагал тихо, на полусогнутых, застывая на каждом шагу. Он словно бы уменьшился под девочкой, она уже обхватывала всю его спину, а ее ноги свешивались позади спины волчка.

Небо призрачно розовело сквозь густую тучу вдоль линии горизонта.

Из-под лапы волчка вылетела крупная муха. Или оса. Или шмель, девочка не увидела, только услышала быстрое низкое жужжание. На следующем шагу – еще одна. Через несколько мгновений мухи зажужжали вокруг них со всех сторон.

Девочка размахивала пустым котелком, отгоняя мух, но они пролетали его насквозь, оставляя рваные дыры.

Девочка чувствовала, как вздымается и опадает волчья грудь, она держалась за его шкуру едва ли не крепче, чем когда они скакали через бурелом. И все же он продвигался вперед. Они уже поднялись на вершину лужка, и девочка увидела редкую березовую рощу, и различила за ней бабушкин домик и знакомую фигуру на пороге.

Густые тучи закрывали небо, но сквозь тучи уже пробивался первый утренний свет. Глаза девочки слезились от солнечных лучей, а волк под ней стал совсем прозрачным.

– Осторожно! Ты бежишь сквозь деревья!

Волк только глухо зарычал.

Мухи здесь жужжали оглушительно. Еще и сыч пролетел над головами, так что воздух загудел и затрясся и с берез посыпались сухие ветки.

Фигура у дверей поднесла руку ко лбу, всматриваясь в них. Из-за ее спины из дома на крыльцо шагнула еще одна фигура, повыше первой, в красивой военной форме, и еще одна, и еще одна.

Дворовый пес ярился на цепи, не слышимый за жужжанием мух.

– Кто это там идет? – услышала девочка.

– Бабушка, – хотела закричать она, – это я, я, я… – когда целый рой мух обрушился на нее и сбросил на землю.

Сжимая под мышкой мехового волчонка, девочка лежала у порога своего дома, нелепо подвернув под себя ногу, и улыбалась в низкое небо, спешащее укрыть ее ливнем.

Письмо двадцать третье

«Бабушка варит варенье из роз…»

Бабушка варит варенье из роз

Пыль подметает, убирает белье в комод,

Хоть прочих занятий невпроворот

Бабушка варит варенье из роз.

Бабушка варит варенье из роз

Из чистых розовых лепестков,

Без мотыльков и без червяков,

Бабушка варит варенье из роз.

Бабушка варит варенье из роз.

Кизил, черешня и абрикос —

В этом году урожай хорош,

Но бабушка варит варенье из роз.

Рвет лепестки, переминает их с сахаром, ждет,

Варит в сиропе, затем в платок обернет,

Остудит, пригубит сладкий сироп,

Бабушка варит варенье из роз.

Лучшее средство, когда нету сна,

Когда простуда и дни и ночи без дна,

Когда мирозданье идет вразнос,

Бабушка варит варенье из роз.

Снаружи сирены, столпотворенье ворон и ос,

И становится ясно, что это всерьез.

А здесь сладкий запах, медовый букет,

Розовым светом весь дом согрет,

Бабушка варит варенье из роз.

И внучка вернется со злых песков,

Берцы почистит, автомат уберет

В чулан, быстрый душ и на кухню придет.

Бабушка с внучкой сидят у окна,

Солнце садится, луна не видна,

Бабушка сладкого чаю нальет,

Положит на блюдце варенье из розовых лепестков.

Письмо двадцать четвертое

Почти как сирень

Ленка шла по коридору, поросшему сухой травой, и высматривала квадратики камней и ям. Трава шелестела и качалась в мигающем свете ламп, и Ленка продвигалась по коридору осторожно, медленно, от одной двери до другой, и даже не попыталась открыть одну, когда раздалась сирена.

Данькин вой выбросил ее из постели. Мамин матрас был, как всегда, пуст. Ленка рванула в другую комнату. Вой пошел модуляциями, от баса до тенора и снова к басу, следуя извилистой короткой мелодии. Вот только взгляд Даньки приклеился в пустоту перед проемом окна.

Ленка подскочила к брату, обняла его,