Дамская визжаль - Михаил Борисович Бару

Ознакомительный фрагмент

и думать не могите. Сердечную шестеренку я ей заменил в лучшем виде, все коленные чашечки от ржавчины очистил и смазал. Так что ежели б она могла — танцевала бы такой брейк-данс…

— Елки зеленые! — восклицает в сердцах премьер. — Так отчего ж ей не можется?!

— В тягости она, — прошептал Левша и глаза опустил. — Кабы вы подождали с полчасика — она б и родила. У них, у мелких, все быстро происходит. Она и того… то есть… только два с половиной часа назад.

Тут все три начальника разом и выдохнули:

— Как же ты, стервец, ее обрюхатить смог?!

— Так ведь нанотехнологии, — сказал Левша и покраснел, как наше бывшее знамя. — Вы же сами все уши нам прожужжали…

Английскому послу никаких подробностей этой истории не рассказывали. Продемонстрировали, как резво скачет поздоровевшая блоха, и все. Он и от этого зрелища стал грустен, как английская лошадь. Приплод нимфозории (она разрешилась двойней) показывать пока никому не велели. То есть президент-то хотел похвастаться, пока он… но премьер…

— Подождем, — говорит, — пока. Пусть королева приедет. Вот мы ей вместе… я и покажу.

Что же до Левши…

О лесных русалках

Мало кто знает, что кроме обычных, речных русалок в незапамятные времена в европейской части России водились еще и лесные русалки. Сейчас, в связи с тем, что дремучие леса человек истребил, места обитания лесных русалок сильно сократились. Осталась только небольшая популяция в специальном заказнике на Среднем Урале, да и та, хоть и занесена в Красную книгу, дышит, можно сказать, на ладан.

Чешуя лесным русалкам, понятное дело, без надобности, но зеленый хвост, напоминающий ящерицын, имеется. Кроме хвоста у них зеленые еще и глаза, чтобы хорошо видеть в темноте. Для завлечения в свои тенета мужиков лесные русалки не поют, как речные, а тихо и переливчато смеются. На такой смех мужик ведется еще сильнее, чем на любое пение, хоть бы оно и было с самыми волнующими словами. Сидит русалка на какой-нибудь толстой ветке дуба, расчесывает свои длинные волосы и смеется. Час смеется, другой, третий… Многие лесные обитатели считают русалок из-за этого беспричинного смеха дурами. Вот и зря. Дуры дурами, а мужик-другой в хозяйстве русалки всегда есть. Не говоря о третьем. Вернее, был. Теперь-то мужики по лесу в одиночку ходят редко. Только если на охоту ходят, да и то в компании. А раз компания — значит, пьянка, а раз пьянка, то не до русалок… Вот и вымирают русалки, можно сказать, на корню. От женской тоски и даже от злости подбирают русалки пьяных охотников и безжалостно щекочут их до смерти. Находят их потом мертвых, синих, с пеной у рта, с высунутыми распухшими языками, но так и не протрезвевших…

В отличие от речных русалок, питающихся рыбой и лягушками, лесные едят орехи, птичьи яйца, ягоды, грибы, и оттого их тело приятно пахнет какой-нибудь земляникой или подберезовиками[1]. Бывает, однако, что в голодные года от них припахивает немного мышами, но это случается редко.

В случае внезапной опасности испуганная лесная русалка сбрасывает хвост и убегает, как обычная женщина. Потом-то хвост отрастает, но медленно. Лесные русалки этим пользуются и часто заводят семьи, как все женщины, а потом вдруг мужья обнаруживают у них отрастающий хвост. Кто разводится, а кто плюнет и продолжает жить дальше. А бывает так, что муж свою жену русалку пугает время от времени, чтобы та отбросила хвост. Покорная жена хоть и боится, но терпит, поскольку мужиков хороших не только в лесу, но и вообще мало.

Почему от русалок рождаются только девочки — ученые так и не разобрались. Рождаются они, кстати говоря, сразу с хвостиком. Если его с младенчества прижигать йодом или зеленкой, то он и не развивается вовсе. Так многие и делают, из-за чего поголовье уральских русалок неуклонно сокращается год от года. Экологи бьют тревогу — еще лет двадцать-тридцать, и от лесных русалок останется одно воспоминание, пусть и приятное.

Утром на даче

небо в многоточиях стрижей и ласточек. Холодные и щипательные пузырьки ржаного кваса, перепрыгивающие с неба в нос. Яичница-шкворчунья с остатками вчерашней вареной картошки, кубиками копченого окорока, помидорами, сладким перцем, укропом и зеленым луком. Вилка с надтреснутой костяной ручкой и остатки желтка на ломте серого хлеба. Потом чай с сушками пьешь, пьешь… и смотришь, смотришь, как муха ползет, ползет от солонки до самого верхнего края литровой банки со сливовым вареньем.

Из сада доносятся детские крики — на одной из дорожек обнаружился ежик. Он фыркает, сворачивается клубком и не желает знакомиться. Чтобы задобрить ежика, ему выносят молока в жестяной крышке из-под маринованных огурцов. Дети — Соня, Васена и Мишечка — прячутся в кустах, чтобы наблюдать за пьющим ежиком. Тут, совершенно некстати, приходит дворовая собака Дуся, откатывает лапой колючий шар и с удовольствием лакает молоко. Дусю оттаскивают за хвост, но молока уже нет. Все кричат, валяются в траве и смеются. Кроме ежика. Он, кажется, обиделся навсегда и ушуршал в заросли смородиновых кустов.

Приходит соседка Катерина. Она больна. Болен ее муж, дочь и зять. Кажется, болен даже их кот, Василий Витальевич. Ей нужно всего пятьдесят рублей на лекарство. И тогда ее семье станет легче. Правда, ненадолго. У Катерины фонарь под глазом. Говорит, что не вписалась в поворот. Виталик, ее муж, решил повернуть — а она не вписалась. А с получки они все вернут, конечно. В доказательство своей кредитоспособности Катерина рассказывает о том, что у ее зятя есть мобильный телефон. «В нем, между прочим, сим-карта есть», — доверительным перегаром шепотом сообщает она. Не то чтобы она ее в руках держала, но зять врать не будет. Сим-карта — это, конечно, не «Виза» или «Мастер-кард», но под рассказ о ней просят пятьдесят рублей, а не пять тысяч долларов.

Тем временем начинают звать к обеду. Надо идти в огород за чесноком, огурцами и луком. Заодно нарвать черной смородины, выложить ее на большое блюдо и немного подвялить на солнце. А уж потом залить водкой и настаивать, настаивать…. Настоечка получается такой… такой… Господи, ну что ж они так из кухни кричат-то? Несу уже ваш чеснок, несу! Сейчас выпаду