Остров Свободы - Борис Геннадьевич Цеханович

хозяин багажа находится рядом и наблюдает. Он не обязан всё это делать сам, облегчая работу досматривающему.

На этом мы и остановились. Причём, договорились между собой стоять на этом условии насмерть. Когда нас собрали в музыкальном салоне и объявили порядок пограничного контроля и таможенного, то начальник эшелона озвучил наши условия, чем неприятно удивили таможенников. Может быть и произошёл бы нешуточный скандал на этой почве, но тут сгладило ситуацию, что основная тяжесть досмотра ложилась на плечи стажёров. Вот пусть они и трахаются с ящиками – Решили их наставники. Но вот чемоданы и носимые вещи, мы будем досматривать сами. И как положено.

Так оно и произошло. Первыми покидали корабль женщины с детьми и солдаты с носимыми вещами. Их после пограничного контроля и таможенного осмотра вещей, которые они выносили с корабля с собой, должны были отвезти на обед и разместить в гостинице в забронированных номерах, пока их мужья присутствовали при осмотре багажа. Солдат везли в воинскую часть, где каждому выписывали проездные на поезд и выдавали талон на железнодорожный билет, которые на тот момент в Мурманске было практически не достать. Но надо отдать должное Министерству обороны. Как только мы вышли с Кубы, были ещё раз уточнены списки увольняемых и офицерских семей и куда их надо отправлять, а Министерство заранее забронировало билеты, что было очень кстати в период начала массовых отпусков в южную сторону.

Наставники, обучая стажёров на собственном примере, требовали открывать все чемоданы, сумки и всё это тщательно досматривалось. Я как всегда, почему-то досматривался с особой тщательностью, но в носимых вещах ничего запретного не было. А вот в багаже…, мои коллекции. Ну, явно они заинтересуют таможенников и мне придётся тяжело биться с ними, чтобы не потерять всё это. Тем более, что я ничего такого не указал в таможенной декларации. Поэтому пройдя досмотр, с замиранием сердца ждал вскрытия ящиков. Одна из семей везла с собой говорящего попугая. И по всем таможенным и санитарным нормам, это было не положено. А попугай, здоровенный красавец, любимец семьи, говорящий и матерящийся… Чуть ли не личность с задатками интеллекта… Чтобы пронести его через таможню, перед этой процедурой, с силой открыли клюв и сунули ему таблетку снотворного, после чего спящего положили в сумку, застегнув на молнию. Но, наверно, доза была маленькая, потому что, как раз во время прохождения таможенников, он проснулся в абсолютной темноте и заматерился. Это была трагедия. Таможенники под громкий плач детей и уговоры отца с матерью, торжественно изъяли попугая. Не положено – сурово вынесли вердикт. Как только не уговаривали, выставляли вперёд плачущих детей, просили, умоляли всем составом воинского эшелона, ходили делегации от экипажа. Но всё было бестолку.

У меня примерно такая же ситуация была с собакой, когда служил в Германии. В 79 году при формировании целинного батальона, к нам в лагерь пришла старая немка и привела чистопородную немецкую овчарку. Так уж получилось, что я оказался первым, кого она увидела из русских и со слезами на глазах стала настойчиво предлагать собаку. Она уезжала на постоянное жительство в западную Германию, а для того чтобы туда увезти и собаку, нужно было платить приличную сумму денег и ставить, опять же за деньги, кучу дополнительных, дорогих прививок. Чего она не могла себе позволить и решила отдать русскому офицеру. Я стоял в нерешительности. И вроде бы собака мне нравилась – сразу видно умная, воспитанная и ухоженная. Тем более, что немка отдавала все какие положено документы с родословной. Просто отдавала и всё. А вокруг стояли офицеры и прапорщики и говорили мне.

– Боря.., Боря…, да ты что? Бери…, не пожалеешь. С кормёжкой проблемы не будет, у нас же ПХД, а там в Союзе продашь рублей за пятьсот… Бери…. Породистая ведь…

И я взял. Собака спокойно восприняла прощание с хозяйкой и также спокойно приняла меня в качестве хозяина. Быстро освоилась с русским военным бытом, с русско-военной пищей и никаких неудобств не доставляла, а наоборот мне нравилось возиться с ней. Перед отправкой на целину в Союз, я приехал в штаб дивизии, нашёл дивизионного ветеринара, выставил пару бутылок водки и он мне в документы прописал все какие возможно собачьи прививки, напутствуя, опрокинув первую порцию водки: – Езжай, прапорщик, спокойно…

И вот также, при пересечении границы во Львовской области, когда наш эшелон досматривали пограничники, им приглянулась моя собака. Посмотрели на меня – молодой и неопытный прапор – «Счас мы его обуем….».

Вяло полистав собачьи документы, пограничник с сожалением протянул: – Товарищ прапорщик, тут не хватает двух прививок…. Так что…, к сожалению… Не положено….

Я стоял напротив пограничника и растерянно теребил поводок, с надеждой поглядывая на окруживших меня сослуживцев, но те тоже не знали, что делать и молчали. А собака, к которой я уже привык, спокойно сидела рядом со мной, иной раз поглядывая на меня умными глазами.

– Товарищ капитан, ну ведь видите…, нормальная собака, здоровая… Может быть, всё-таки пропустите…, – нудно тянул я на одной ноте, вопросительно глядя на офицера пограничника. Но тот сожалеюще хмурил брови и разводил руками.

– А что теперь делать? – Был мой следующий вопрос.

– Что, что? Вон граница, иди и отпускай её на польскую сторону, – капитан помолчал, а потом добавил, – или давай её нам, а мы какие положено уколы сделаем и будет она служить на границе…. А по-другому не получается….

Стоявшие вокруг нас офицеры и прапорщики сочувственно молчали и наверно, я отдал бы им собаку, но тут из толпы офицеров вылез пьянущий в жопу старшина нашей целинной роты Слава Арутюнян.

– Что? По-другому… Ещё как получится, а вам она хрен достанется…, – и пьяно заорал в сторону вагонов, – Серёга…, Серёга…, тащи сюда топор…

Из теплушки, где стояла полевая кухня, вылез повар Серёга с огромным мясницким топором в руках и шустро подбежал к нам.

– Зачем тебе, прапорщик, топор? – Насторожился пограничник.

– Аааа…, раз не положено… Так я сейчас её на рельс положу и бошку оттяпаю, но вам её не отдадим…, – Слава поудобнее перехватил топор в руках, – Боря, заваливай её на рельс.

Прапорщик Арутюнян, надо отдать должное, был вообще-то миролюбивым человеком, маленький росточком и совершенно не смотрелся на изверга. Но сейчас, пьяный, расхристанный, с топором в руках, заросший, как все кавказцы, чёрным жёстким волосом… Вот в этот момент он совершенно не казался мирным армянином. И погранец, поняв, что этот кавказец сейчас вот так запросто, при всех и при нём, оттяпает бошку собаке, сдался.

– Ладно, забирайте свою собаку, –