Синдром неизвестности. Рассказы - Евгений Александрович Шкловский

Понятно, собака не человек, но с Клёпой это утверждение становилось не таким уж безусловным. Только все это не имело особого значения: собака чужая и не надо тут ничего придумывать. Яша ни на что и не рассчитывал, хотя, конечно, расставание с Клёпой не было бы для него таким уж легким. Все когда-то кончается, и жизнь, увы, тоже. Причем не обязательно естественным образом.

Он достаточно навидался в горячих точках, где это часто случалось, люди гибли, причем нередко после тяжелых ран и мучений. Ему и самому пришлось побывать в госпитале с довольно тяжелой контузией, а там он лежал рядом с тяжелоранеными и лучше бы об этом не вспоминать.

Вообще не вспоминать. После демобилизации его признали инвалидом, и жизнь как бы переломилась. Прошлое затянулось туманом, он предпочитал туда по возможности не оборачиваться. Ни к чему. Жив, и ладно, можно считать повезло, руки-ноги целы, физически он по-прежнему силен и крепок. С головой бывают проблемы, но не критично. Могло быть хуже.

Что говорить, приятно сидеть на крылечке и смотреть на лежащую перед домом Клёпу, встречаться с ней глазами. А та словно чувствует его взгляд, мгновенно реагирует на него, – вскидывает голову или просто вопросительно косится, как бы спрашивая, не требуется ли от нее что-нибудь, не собирается ли он на прогулку и вообще какие у Яши намерения.

Скучала ли она по хозяевам, сказать трудно, наверно, скучала, потому что иногда грустно вздыхала и подолгу глядела в сторону соседнего участка. Вероятно, думал Яша, она сейчас в режиме ожидания, а как животные понимают время – неведомо. И человек-то еще не решил эту загадку: почему оно иногда тянется нестерпимо долго, а иногда бешено несется.

Погода стоит хорошая, но все равно лето заканчивается, впереди времена года уже не такие комфортные, особенно здесь, в дачном поселке. Зимой все занесет снегом, придется лазить по сугробам, тишина кромешная, потому что никто здесь зимой, кроме Яши, не живет. Он-то как сторож привык, вокруг своего дома периодически разгребает, а вот обходить поселок трудновато, снег глубокий, забивается в валенки. Его это, впрочем, не сильно напрягает, потому что жизнь – мирная, спокойная, а он видел всякое, нередко всплывающее в ночных кошмарах. Тогда он вздрагивает, вскидывается в холодном поту, сердце лихорадочно бьется… А главное – непонятно, почему и зачем это все было. Раздрай в душе. Хотя вопросами он, как и прежде, старается не задаваться. От них только хуже.

Конечно, одному нередко тоскливо, тогда он идет в соседнюю деревню, где у него есть знакомые, ему там тоже подкидывают работенку – помочь по хозяйству, опять же разгрести снег, что-нибудь по строительству или ремонту, платят немного, ну и ладно, пенсии по инвалидности с ветеранской надбавкой хватает. Могут угостить обедом, рюмочкой. Он, правда, старается воздерживаться – быстро сносит крышу и потом запросто можно замерзнуть по дороге. К тому же тянет продолжить, остановиться трудно.

Ладно, до зимы еще далеко, а ранней осенью здесь красиво, листья золотые, бордовые, всякие, он топит печку, так что в доме тепло. Позже поселок пустеет, а к зиме почти совсем никого. Сумрачно и уныло. Чужие сюда лезть не рискуют – знают, что поселок охраняется, знают, наверно, и кто охраняет, вряд ли с ветераном рискнут связываться. У него и припугнуть есть чем – охотничье ружье висит в прихожей, даже и патроны к нему есть. Но это так, на всякий случай. Иногда, правда, Яша не прочь пострелять по консервным банкам, проверить, не утратил ли навыка. Сбивает легко – значит, не утратил.

А вот при Клёпе он бы этого делать не стал, зачем пугать? Впрочем, он и сам не выносит всяких фейерверков, петард, которыми некоторые даже очень увлекаются. От всей этой безбашенной канонады и трескотни он свирепеет, вздрагивает при каждом хлопке, тяжело дышит, глаза наливаются кровью. Ему хочется схватить со стены охотничье ружье и пойти разобраться.

Нет, ну правда, что за дела? Что за странная дурь, которая и к пожарам может привести, и людей поранить, причем именно тех, кто этим балуется? Так что он хорошо понимает Клёпу, которую в такие минуты начинает колотить дрожь.

У Яши случаются приступы настоящей ярости, когда сносит крышу без всякой выпивки и не сознаешь самого себя. В такие минуты лучше держаться от него подальше, лицо становится неузнаваемым, почти безумным: зубы оскалены, как у дикого зверя, глаза навыкате, голова трясется… До госпиталя таким он себя не помнил.

Может, с некоторых пор вообще что-то в нем сдвинулось. Не исключено, что такое лицо у него бывало при серьезных стычках. И не у него одного. В него стреляли, он стрелял. Над головой свистело. Рядом рвалось. Близко он это все видел. Лица у ребят были еще те, маской и каской не скроешь! Работой называли отстраненно. Да уж, работа!

Приходится как-то справляться, с собой справляться. Если что, лекарства наготове, врач выписал, но он старается химию лишний раз не потреблять. Ну ее!

Странное чувство, ему непривычное: эту собаку он боится напугать или обидеть. При неожиданном резком движении, взмахе руки или наклоне, она шарахается, и вид у нее такой, что Яша испытывает неловкость и даже вину, хотя движение было непроизвольным. Видимо, за ее испугом бездомная пора, когда она скиталась невесть где. Могли ведь и обидеть – пнуть или ударить палкой, кинуть камень или даже выстрелить.

Хозяйка рассказывала, что в самом начале, когда они ее приютили, Клёпа хвостиком ходила позади нее – боялась всего и вся. Про ее прошлое было известно, что вроде жила вместе с другими приблудными собаками где-то при конюшне в Подмосковье, а когда конюшню забросили, собаки там еще оставались, бегали по округе в поисках пропитания, устраивали переполох, пугали народ. Тогда кто-то пришел из поселка неподалеку и пострелял их. А вот Клёпе удалось улизнуть, что и неудивительно при ее сообразительности.

Особенно она опасалась мужчин и, когда видела какого-нибудь приближающегося незнакомца, прижималась к хозяевам или отбегала в сторону, насколько позволял поводок. Даже к мужу хозяйки она поначалу относилась очень настороженно, стараясь держать дистанцию. Мало-помалу такая опасливость стала исчезать, Клёпа становилась все приветливее, охотно принимала ласки даже от незнакомцев, если те изъявляли желание ее погладить. Минуло уже несколько лет, так что прошлое, видимо, постепенно забывалось, собака стала доверчивей, отзывалась на ласковый голос и радовалась чужому вниманию. В первую очередь это касалось маленьких