Говорит Москва - Александр Иванович Кондрашов
Говорит Москва читать книгу онлайн
«Говорит Москва!» – так начинало когда-то вещание советское радио, но роман не только и не столько о радио. Молодому радиожурналисту дали задание «разговорить Москву»: найти для нового проекта недовольного жизнью простого горожанина, который должен откликаться на любые события из новостной ленты. Задание казалось невыполнимым, однако всё же было выполнено – Москва заговорила. В романе столица говорит в прямом смысле слова: её улицы, площади, предместья, реки и, конечно, люди. От гастарбайтеров до артистов, от бывших комсомольских работников до нынешних магнатов. Произведение многослойное и многожанровое: это и лирическая комедия, и фарс, и поколенческая драма, но главное всё же в романе – любовь.
Когда-то Фазиль Искандер написал об Александре Кондрашове слова, которые актуальны и сейчас: «Александр Кондрашов чувствует вкус слова. Точен, сжат, весел. Его абсурд, к счастью, не вызывает ужаса. Он слишком здоровый человек для этого. Стихия площадного, народного юмора свободно плещется в его рассказах… Это и сегодняшний день, и это вечный народный юмор, и некое русское раблезианство. Юмор – вообще достаточно редкое свойство писателя, а добрый юмор Кондрашова ещё более редок…»
– Избегать? – откровенно не поверил Костя. – Извините, это совсем уже хлестаковщина какая-то, – вы, часом, английскую королеву не избегали?
– А вы у Серёжи Доренко спросите, хлестаковщина это или нет? Вот объясните: почему Бэзэ так продвигал, приближал и поощрял красавцев: Листьева, Доренко, Невзорова, Лупанова и других? Ну не для того же в самом деле, чтобы долларовой котлетой их насиловать, как некоторые считают? Ведь все, кто к нему близко подходили, уже сгнили. В прямом или переносном смысле. То есть они есть, но их нет. Он высасывал из них мозг (что важно, спинной), у этих красивых, высоких маленьких людей. Душу их конвертировал и присваивал, теперь они без неё маются… А почему вы спросили про Елизавету Георгиевну и наши с нею отношения? – серьёзно вдруг поинтересовался педиатр и добавил тоже очень серьёзно: – Я её не избегал…
Костя побледнел, предчувствуя, что сейчас услышит что-то невообразимо наглое, но похожее на правду.
– Просто так, подумал, что если вы с Березовским на «ты», то и королеву Великобритании могли знать.
– Я знал её, – после большой паузы тихо сказал педиатр, – но ничего не скажу, не просите… Её я очень уважал…
Костя захохотал было, но осёкся.
– Правда знали? – простодушно спросил он.
– Нет, что вы, я пошутил. Просто уважал, как уважают квалифицированного врага, – загадочно улыбаясь, снял тему педиатр, – а вот Романа Аркадьевича знавал и тоже избегал. Меня пригласили его младшую дочку посмотреть, забыл, как зовут девочку… Маша, Саша? Посмотрел, никаких разногласий с их семейным доктором, помню, у меня не было. Потом папаша выразил желание со мной переговорить. Переговорил, после чего я и его стал избегать. Он круче Бэзэ… Потом как-нибудь расскажу – почему. Не потому, что он хуже или лучше, нет, в этих энергетических средах никакие нравственные категории уже не действуют… Человек в них видоизменяется, переходит в другое качество, как металл при высоких температурах. Сверхтекучесть образуется. Вы – физик по образованию, должны меня понять.
– Откуда вы знаете, что я физик?
– Вы мне сами сказали, наверное, забыли…
Пока Костя вспоминал, когда он проболтался педиатру про Физтех, тот продолжал.
– Что-то типа сверхтекучести… Его уже как будто и нет, вообще человека нет, хотя всё есть: мозги, печень, вечно виноватая улыбка, пять детей, пятнадцать миллиардов, «Челси», Чукотка, яхты… Всё это есть, но человека нет. Вместо него, точнее вместе с ним, что-то вроде источника радиоактивного излучения. Его не чувствуешь, но все рядом с ним, кто таких же изотопов или иммунитета к ним не имеют, медленно умирают… Чтобы жить в тех сферах, в которых я чуток потолкался, надо, чтобы в тебе начисто отсутствовал элемент совка, совка в моём понимании. То есть в мозгах не должно быть ни одной атавистической извилины, отвечающей за Пушкина… Ни одной. Они до последней капли должны быть из человека выдавлены, иначе каюк вам там. С другой стороны, если наперекор всему вводить в них по капле Чехова с Достоевским, то каюк как раз им. Идёт гражданская война, Костя. Кто кого? Они напряжённо ждут, когда вымрут все, кто помнят Гагарина, «Пионерскую зорьку», «Капитанскую дочку», театр на Таганке, клуб медработников на Герцена, Дом актера на Пушкинской… Дождутся?
– Я тоже помню «Пионерскую зорьку», – вдруг признался Костя.
– Вот и я так считаю: не дождутся… Что-то я очень далеко отклонился от темы… Сейчас продолжу. На чём я остановился?
– На «Зорьке», – безвольно подсказал Костя.
– Нет.
– На гражданской войне?
9. Салат «Дружба народов»
– Нет, на приятном чём-то. Сейчас… – педиатр встал, походил, как профессор на лекции, потирая лоб большим и указательным пальцами правой руки, так что они сходились в щепотку, морща кожу на лбу, и расходились, наоборот, убирая морщины, заглянул в коляску к малышу, одобрительно крякнул: М-да! Вы праздники любите? И я раньше, когда моя жизнь ещё не стала сплошным праздником, очень любил, я был хлебосольным, готовить очень любил. И умел… А больше всего не саму пьянку предпочитал, а приготовление к ней. Кроме того, на том юбилейном комсомольском мероприятии курировать меню второго дня, как опытному похметологу, доверили мне. Большая честь, и я её не уронил… Так вот, ночевавшие в замке собрались к ланчу более узким, как я уже сказал, кругом, а тут опять – родные, до слёз трогающие варианты – извините, не могу отказаться от удовольствия перечисления, так хорошо всё это вспомнить. Позволю себе вступить в соревнование с Гольдентруппом.
Итак, холодное пиво «Жигулёвское», «Двойное Золотое», которое тогда только в театрах и консерватории продавалось, тоже чуть горьковатое «Московское», сладковатое «Рижское» светлое и разливное, как в столешниковской «Яме», только неразбавленное, конечно, с копчёной жирной астраханской рыбкой, дальневосточными крабами и донскими раками…
Домашние разносолы: хрустящие, впитавшие крепость хрена и горького перца солёные огурчики, яблочки мочёные пахучие, острые маринованные молдавские патиссоны, помидоры огромные кубанские мясистые, но и солёные зелёные тоже, жирные перцы болгарские, сладкий лук ялтинский, дыни-торпеды узбекские, арбузы астраханские, которые чуть тронь ножом – они сами с треском разламываются и брызжут мякотью своей, и семечки разлетаются, белые и прочие грибы, отборные, муромские, в естественном чесночном маринаде с гвоздикой, вишенными, дубовыми, смородиновыми листьями и укропом душистым, но и соленые чёрные грузди, крепкие, нежно-лиловые – вкуснее ничего нет… Ну при чём здесь шампиньоны, выращенные в чёрт знает каком европейском навозе?
А рыжиков, маслят, лисичек, козлят, волнушек, опятушек разноприготовленных не хотите ли? Хотим. И они были…
Также натуральный студень с горчицей и хреном домашними и, конечно, армянский брат нашего холодного – кипящий хаш, острейшая аджика абхазская и множество других сладостно-горьких приправ и кавказских соусов, солянка сборная ленинградская, горячий борщ украинский, изумительный холодный белорусский свекольник с хреном, постная сергиевопосадская окрошка, бурдюки мутно-белого калмыцкого кумыса…
Сочные шашлыки по-карски, чудесный форшмак одесский, жареная барабулька сочинская, морс архангельский в широчайшем ассортименте, медовуха монастырская и… чайный гриб, кисло-сладкий, русский, японского происхождения.
Ну и липовые туески: с крупным крыжовником, чёрной, белой и красной смородиной, земляникой лесной, черникой, ежевикой сладчайшей, черноплодкой вяжущей, морошкой кислющей, и яблоками антоновскими, золотом светящимися, и грушами мичуринскими, абсолютно прозрачными, инжиром свежим, азербайджанским,
