#Мы никогда не знаем… - Ирина Борисовна Оганова

недоброе лицо Натальи Сергеевны. А что они хотели – чтобы бабки были и дома сидела? Вон как жизнь дорожает с каждым днём. Ничего, потерпят! И Лиза, кстати, ни одним словом, что редко видит или скучает. Ясно, что не понимает, но и не обделённая – всё, что надо, есть, и даже что не надо, уж в этом её не упрекнуть, и дом жратвой забит. По знакомству и из «Берёзки» продукты иностранные имелись. Мандарины, бананы коробками покупала через своих в гастрономах с «левого» хода, пока народ очереди огромные отстаивал, и то не всем доставалось. Лизка однажды так мандаринов переела на радостях, что потом рвало, все какие-то недоетые были, голодные ко всему.

Анюта агитировала Соню в Москву переехать.

– Ты не понимаешь! Оглянись! В Москве жизнь совсем другая. Движуха! Все деньги здесь. Что ты за Питер уцепилась? Я ещё могу понять – за кордон уезжать не хочешь.

Аньке не понять, она не питерская, как Соня, до последнего нерва. Не приживётся в Москве, и пробовать нечего. Большая Москва и больно циничная, и ритм такой, что башку сразу снесёт. Вот если бы мужик какой серьёзный подвернулся московский, тогда дело другое, можно и рискнуть, хотя была уверена – базары все это и разговоры пустые. Не уедет она никогда ни на запад, ни на юг, цепляться из последних сил будет – в Питере родилась, жила и всю жизнь проживёт, и ни на какие райские кущи не поведётся.

Москва кипела как встревоженный улей. Ларьки на каждом шагу как соты, прилепленные друг к другу. Народ всякое дерьмо скупает, в руках крутит, приценивается.

– Вот наши основные потребители – владельцы этих палаток, да и магазины вовсю открываются. Не знаю, какой спрос в Питере будет? Здесь за каждый иностранный фантик за доллар чуть ли не двадцать платят, а то и поболе! Вот времена настали! Сонь, глазам не верится! Но жить здесь не хочу, и какие-то братки появляются, почуяли, что кто-то лаве рубит, будут дань со всех собирать. Это сейчас они только проституток прикрывают, а скоро на все лапу свою потянут. Гангстеры хреновы, насмотрелись американских боевиков. И за Веню побаиваюсь. Он же теперь здесь остаётся подолгу, а я там рулить буду.

«Рули, рули, – про себя подумала Сонька – Может, откроются у тебя глаза. На расстоянии оно по-другому видится!»

Веня совсем очумел в Москве. Ему показалось, что он особенно здесь крут, раз живёт в Америке и часы золотые «Ролекс» на руке имеет. Сонька была уверена – гуляет по-чёрному, и не потому, что Аньку не любит, а утверждается хотя бы в своих глазах, что не дерьмо последнее и не всем жене обязан!

За неделю от кабаков и шалманов московских голова гудела. Анне все по кайфу, куда ни придёт – со всеми назнакомится, связи нужные наладит, мастерица она в этом деле была, народ лип к ней, и мёдом мазать не надо. Веня сидит вечно с сигарой в зубах нога на ногу, крутого изображает, а Аня со всеми – как будто всю жизнь знает, запросто. Соня так не умела. Приглядывалась к людям не по принципиальности, просто сложно с людьми сходилась.

Решили, что Соня не позже чем через месяц в Нью-Йорк подкатит товар отбирать. Пока точки в Питере искать будет, присматриваться, что к чему, а заполнить труда не составит, через пару недель первая партия товара в Москву прибудет.

Соня на площади Восстания место для ларьков выбрала и у метро «Невский проспект» удалось взять через знакомых – место лучше не придумать, проходное. У метро особенно торговля шла. И в Весёлом Посёлке, как раз у рынка – микрорайон большой, спрос должен быть. Права была Анюта, чем раздавать товар оптовикам, лучше свои точки открывать – расходов много, а прибыли ещё больше, всё лучше, чем по бабам с тряпками бегать, другие масштабы, и народ попроще, без кривляний, всему рад.

В Америку решительно не хотелось. Нет, ей очень понравилось – история с Вики не давала покоя, не могла из сердца выкинуть. Аня сказала, что дочка у него родилась. Сердце остановилось на секунду, и такая боль на душе. Знает ведь все, а забыть не может, словно кто-то внутри шепчет – не конец это, будет продолжение. И откуда мысли такие, сама не понимала.

Неслучайно, видно. Встретила Вики буквально на второй день по приезду в Нью-Йорк. Опять какой-то юбилей! Ей идти категорически не хотелось, в Рашке гриппом переболела, выглядела уставшей и помятой, ещё и перелёт дался с трудом.

– Ань, ну ты иди. Я дома посижу, что я там не видела?

– Виктор будет! – не отставала Аня. – Он, кстати, не в курсе, что ты приехала. Я его на той неделе встретила случайно на Сорок седьмой. Выглядит он не фонтан, другой какой-то стал. Тебя забыть не может! Сонь, может, это любовь?

– Какая любовь! Ань, не придумывай. Ну, может, не любит свою кошёлку. Дурак, что женился, конечно! Так что говорить сейчас, если дети уже растут!

– А ты откуда знаешь, что она опять беременная? – Анька от удивления прикрыла рот своей крошечной ручкой.

– Я? – Сонька покраснела, еле сдерживая слезы. – Видишь! Не успела одного родить, уже второй! Значит, всё хорошо у них, раз на бабу сразу полез. Неужели ты не понимаешь?

– Знаешь, Сонь, по-разному бывает. Не он, а она! Ей же его любым способом привязать к себе надо. Она и третьего заделает, не поморщится. Здесь разводы дело нешуточное. С голой жопой останешься. Вики добрый, детей, собак обожает. Вот она и играет на этом.

– Ань! Ну что значит – играет? Его что, на аркане тащили, или клятву страшную дал? Зачем жениться, если не торчишь на бабе? Ещё и детей заводишь!

– Не знаю, Сонь. Они же с детства вместе. Думал, нормально всё будет, и слово дал. Кто знал, что ты появишься?

– Да причём здесь я? Что ты придумываешь! Он переспал со мной и нахрен послал, даже слова человеческого не сказал на прощание, будто я шлюха последняя. Хотя шлюха и есть. Знала ведь, что женится! Нет! Полезла! Так мне и надо. Только про любовь не говори, и так тошнит, в себя не прийти.

– Сонь, ты думай, что хочешь! Не такой он, чтобы тёлку в постель тащить на раз! Не такой! Потащил, значит, заторчал по-настоящему! Хотя кто их разберёт, у мужиков всё наоборот. Мы одно думаем о них, а всё совсем по-другому. Они вообще не парятся