Человек с одинаковыми зубами - Филип Киндред Дик

– Вы очень творческий человек. Мне кажется, вы способны на большее, чем ловушки для перепелов.

– Ну, вы любите природу, – сказал Домброзио, – вы исследователь, ученый. Вы должны понять его точку зрения. В охоте нет ничего плохого, вы же едите баранину и говядину без всяких угрызений совести.

– Я не это имел в виду.

Уортон никогда не скрывал, что вступил в клуб для участия в гражданских инициативах, которые клуб иногда продвигал, но он не одобрял шумные шутки, которые так любили все остальные. Его неприязнь к Веппу была общеизвестна.

Но он сам говорил, что, если в клубе не будет людей, которым важны общественные дела, другие, вроде Веппа, превратят организацию в… что Домброзио от него как-то слышал? В прикрытие для проката непристойных фильмов. Кинотеатр. Зал для мальчишников, вот и все. Курительную комнату. Уортон не мог держаться подальше от клуба, потому что боялся, что без него будет еще хуже. Он не мог спокойно оставаться в своей берлоге на Стейт-Фарм-роуд, среди тритонов и змей.

– Сколько платят учителям? – вдруг спросил его Домброзио.

– Пять двести в год.

– На руки?

– Нет, – ответил Уортон, – это до вычетов.

– И как вы умудряетесь на это жить?

– Иногда я подумываю плести корзины из тростника, лепить горшки и сковородки из глины и жевать желуди. Как индейцы.

– Они охотились и ловили рыбу.

– Я не против охоты. Если охотиться для еды, это хорошее и совершенно естественное дело. Мне не нравится Вепп, потому что охота доставляет ему удовольствие.

– То есть получать от охоты удовольствие – плохо? А убивать животных хладнокровно – нормально? – уточнил Домброзио.

– Знаете, чего я от вас хочу, – сказал Уортон, – чтобы вы раздобыли для школы несколько высокочастотных генераторов. И, может быть, FM-тюнер. Кажется, в прошлом году я просил собрать нам осциллятор. Как с ним дела?

– Я начал, – виновато сказал Домброзио, – он в домашней мастерской. Где-то половина готова.

– Тогда у меня будет еще пара просьб.

– Я всегда готов помочь школе.

Уортон серьезно посмотрел на него:

– Тогда приходите и покажите четвертому классу, как работать с определенными материалами.

– Объяснить прямо детям? Как будто я учитель?

Ему не очень нравилась эта идея. Он нервничал и чувствовал себя очень застенчивым.

– Что за материалы?

– Новые пластмассы. Мальчики покупают модели лодок и самолетов, но там просто готовые детали, которые нужно склеить. Раньше там лежали дерево, папиросная бумага и все остальное, и работать надо было руками. А теперь все детали делает кто-то другой.

– Это правда, – согласился Домброзио, – зато подумайте о богатстве деталей с этим новым пластиком. Всякие мелочи вроде выхлопных труб.

– У вас прямо в Холле есть отливки, – сказал Уортон, – я видел их в кладовой.

– Но это гипс, а не модный пластик.

– Над чем вы работаете? Выглядит очень интересно.

– Так, ерунда, – сказал Домброзио. У него всегда было несколько любимых проектов. И теперь, лишившись водительских прав, он возился с ними еще больше.

– Это были ваши маски? Жесткие маски, которые надеваются на всю голову? Вроде тех ваших марсиан? Великолепная идея. Даже гениальная.

– Спасибо, – сказал Домброзио. Это воспоминание его грело.

Неподалеку от Дрейс-лендинг собиралась группа любителей летающих тарелок, состоявшая в основном из женщин среднего возраста и пенсионеров. В прошлом году в качестве клубного розыгрыша он сделал маски и костюмы инопланетян и даже муляж летающей тарелки, который Тиммонс привез на грузовике. Среди ночи они выгрузили свою тарелку из жести и пластика посреди овечьего пастбища. Надев костюмы и маски и вооружившись игрушечными бластерами, они вчетвером поднялись по ступенькам дома, в котором собиралась группа. Собрания там не было, зато спала женщина – руководитель группы. Они разбудили ее, издавая металлические скулящие звуки с помощью вибратора, который Домброзио вытащил из мусора «Лауш Компани».

– Вы это оценили? – спросил он Уортона. Ему всегда казалось, что Уортону не нравятся их трюки; что он полагает розыгрыши жестокими и несмешными. – Вы же говорили, большинство розыгрышей инфантильны. Как вы их назвали? Садизмом?

– Но это же любители летающих тарелок, – сказал Уортон, – я их презираю. Они это заслужили.

– Выходит, это исключение.

Впервые на его памяти учитель показал другую сторону своей натуры.

– Нормально разыгрывать людей, которые тебе не нравятся.

Уортон задумался.

– Дело в том, что они доверчивые. Они бы не повелись на обман, будь у них капля здравого смысла. Вы проверяли их способность оценивать реальность. Их научную позицию или ее полное отсутствие.

Прежде чем учитель сумел продолжить свою любимую тему, ценность науки в тренировке ума, Домброзио перебил его:

– А позвольте спросить. В истории науки случались фальсификации?

– В каком-то смысле можно рассматривать всю геоцентрическую картину мира как фальсификацию… Но вы имеете в виду что-то преднамеренное? Где было известно, что идея неверна? – Уортон нахмурился. – Я слышал, что советские ученые намеренно подделывали данные, чтобы их генетические теории казались правдоподобными. Восковые яблоки…

– А как насчет Пилтдаунского человека?

– Разумеется, – поморщился Уортон.

– Это очень интересно. Ведь так и неизвестно, кто это сделал?

– Если вы посмотрите статью в Британской энциклопедии, то обнаружите, что большинство авторитетных ученых сомневались в этой находке. Череп не вписывался ни в одну систему. Даже когда не было известно, что это подделка, он выглядел аномалией. Мозг как у современного человека, но челюсть шимпанзе.

– Но ведь так и было?

– Да. Автор мистификации соединил их, зная, что они не имеют отношения друг к другу. Это был сознательный обман человека, хорошо знакомого с предметом и очень искусного. Как вы, наверное, знаете, подделку обнаружили только с помощью нового радиоуглеродного анализа.

– То есть это сделал ученый. Может быть, тот, кто нашел череп.

– Возможно.

– Но каков был мотив? – спросил Домброзио.

– «Найдите меня».

– Вероятно, он в конечном итоге намеревался сообщить, что это подделка? Не понимаю, какой смысл в розыгрыше, разгадку которого никто не узнает. Может быть, он собирался рассказать, но умер.

– Возможно, он устал от поиска подлинных артефактов останков каменного века. Моя теория такова… – Уортон махнул рукой. – Конечно, все уже знают, что я антиклерикал… Я не удивлюсь, если мы когда-нибудь узнаем, что череп Пилтдаунского человека был изготовлен священником, чтобы доказать, что все ископаемые останки – подделки. Он надеялся, что череп признают выдающиеся научные авторитеты его времени, чтобы потом рассказать всему миру, что он собрал его у себя на чердаке.

– Но почему он этого не сделал?

– На этот счет у меня нет теории, – признался Уортон, – возможно, он ждал, потому что не все ученые признали находку. Ожидал всеобщего согласия, а