Барышня. Нельзя касаться - Ксюша Иванова

наверное, с папенькой решать нужно, — не понимая, куда он клонит, неуверенно ответила девушка.

— Что же ты, Фёдор, дочери не объяснил, не рассказал, зачем я приду? — мерзкий взгляд, наконец, переполз на отца, и Катя с облегчением выдохнула, желая сейчас только одного — побыстрее убежать из отцовского кабинета.

— Катя, — смущенно, неуверенно как-то, словно сомневаясь в собственных словах, проговорил отец. — Виктор Антонович оказал нам великую честь — он хочет просить твоей руки, дочка!..

… - Барышня… Нет, Катюша мне всё-таки нравится больше, скажи, только честно, думала обо мне сегодня?

Глубокий, мягкий голос, словно бархатом касается моей кожи. Хотя, как он касаться может — Марк ведь находится в нескольких сотнях километров от нашего города. Но у меня ощущение именно прикосновения! И мурашки бегут по телу — от страха… и совсем немного от странного необъяснимого удовольствия. Хотя почему необъяснимого — его голос ведь не зря напомнил мне бархат, он прекрасен…

И мне совсем не страшно с ним разговаривать! И пусть целый вечер накручивала себя и была уверена, что не возьму трубку! Пусть взяла только на третьем звонке! Сейчас-то мне страшно не было совершенно! Он ведь далеко? Так чего бояться?

— Катя, ты меня слышишь? — тревожно спросил он. — Это ты вообще? Или у тебя телефон сперли?

18 глава. Катя

— Я. Это всего лишь я. Слышу. Молчу потому, что твой голос непривычно звучит в трубке телефона — не сразу узнала, — безбожно вру, но сказать правду о том, что мне хотелось его просто послушать, даже в слова не вникая, конечно, не могу.

— Ты вяжешь? — спрашивает он.

— Нет. Выполняю твое задание — ищу информацию по Мерцалову.

— Много удалось нарыть? — в вопросе мне явно слышится улыбка.

— Ну, кое-что нарыла, — не могу скрыть нотки довольства в голосе, ведь, порывшись в сети, я узнала практически всю биографию этого мужчины, а также — историю жизни его брата, Святослава Мерцалова, отца Гриши. — Как тебе это передать?

— Я пришлю тебе сообщением адрес электронной почты — скинешь на неё все.

— Мать Гришину я сегодня не видела…

— Катя-я, — как-то странно, протяжно вдруг говорит он.

— Да?

— Давай перейдем в Ватсап и включим видео-режим?

Нет-нет, Я так не могу! И не хочу так! Мне и без всяких видео трудно!

— Зачем?

— Видеть тебя хочу, — хрипло выдыхает он. — Ты знаешь, что у тебя безумно красивый голос? И он очень действует на меня. Прямо-таки все инстинкты пробуждает к жизни!

И ведь понимаю, что не нужно ничего спрашивать! Понимаю! Но губы сами выталкивают изо рта слова:

— Какие-такие инстинкты?

— Обычные мужские, — бархатно смеется мне в ухо он. — Завоевать, поцеловать, обнять… И дальше по списку.

Меня передергивает от ужаса! Рука сама, я вроде бы даже не думала о таком, отбрасывает в сторону телефон. Он скользит по покрывалу на кровати и утыкается в подушку.

— Катя? — доносится чуть слышно из трубки. — Что случилось? Ты упала? Я что-то не то сказал?

И тут вместо страха меня охватывает ярость! Да что же это такое! Чего он хочет от меня? Зачем мучает своими намеками? Я дотягиваюсь до трубки и громко говорю в неё:

— Слушай, Марк! Мне все это не нужно! Я всего этого не хочу! И не могу! Оставь меня в покое! Зачем тебе такая, как Я? Найди себе нормальную девушку, если уж с женой не сложилось… Такому красивому мужчине это просто сделать! Только от меня отстань!

— Ты считаешь меня красивым? — из всей моей пламенной речи он почему-то выхватывает только эту фразу! И я в запале иду у него на поводу:

— Ты — потрясающе красивый мужчина! И не говори, что не знаешь об этом!

— Я-то знаю, — самодовольно произносит он. — А вот то, что и ты это заметила, меня очень радует! Ты мне нравишься. Врать и говорить, что нравишься исключительно, как человек, не буду. Как женщина нравишься. Кроме того, что красивый, я еще настойчивый и терпеливый. Я добьюсь…

Ярость переполняет, клокочет внутри меня. Мне хочется… зубами вцепиться в телефонную трубку, из которой потрясающий мужской голос продолжает спокойно вещать:

— Мой номер в гостинице на десятом этаже находится, представляешь? Окна огромные. А внизу — насколько глаз хватает — огни большого города! Слева колесо обозрения ещё работает, и кто-то очень смелый и такой же глупый сейчас умирает от страха в кабинке, чтобы увидеть то же самое, что вижу в безопасности я…

Это сбивает меня с толку! Только что об одном говорил, а теперь вдруг — раз, и о другом совершенно! Я ловлю себя на том, что, склоняюсь к телефону и слушаю, едва сдерживая нервный смех. Вот такой перепад эмоций, он несвойственен для меня! Я всегда другая! Безразлично-спокойная или испуганно-дерганная, но в одном режиме, в одном ритме! А чтобы вот так переключаться и не иметь сил при этом избавиться от раздражителя!!! Этого не было со мной никогда!

Я — в раздрае! Я не понимаю, чего мне хочется больше — отключить телефон и не слышать больше ничего, или приложить трубку к уху и слушать, слушать бархатный, глубокий голос! А он, чтобы добить меня, не иначе, вдруг говорит:

— Ты боишься высоты?

И я явно слышу в его голосе нотки ужаса! Не могу пересилить свое любопытство и все-таки снова подношу телефон к уху.

— Нет, вроде бы, — хриплю в трубку.

— А я, оказывается, боюсь! Только ты смотри, никому об этом не говори! Пожалуйста!

И, забыв о недавней злости, я шучу над ним!

— Это ты просто из окна смотришь? А что было бы, если бы с колеса обозрения?

— Остановка сердца, вот что! И тебе пришлось бы делать мне искусственное дыхание!

— Меня там нет! — расслабляюсь и смеюсь я!

— Пока нет! Но когда-нибудь мы поедем с тобой… Куда бы ты хотела поехать? — сбивает с толку окончательно.

И я понимаю, что он меня переиграл, но все равно говорю:

— В… Сочи? Или нет! В Крым!

И он хохочет — заразительно, с оханьем, так понятно, так по-доброму, что и я не могу удержаться — смеюсь вместе с ним. Ведь только что почти ненавидела! А теперь сама согласилась… И при этом почему-то не испытываю ни ужаса, ни обиды!

— Катюш? — вдруг совсем другим тоном, как-то сдержанно и грустно говорит он.

— Что? — затаив дыхание, спрашиваю я.

— Ты про свои сны рассказывала… Вспомнил… Я тебя тоже во сне видел. Ещё до того, как узнал, что Барышня — это ты.

— И что я в