Синдром разбитого сердца - Елена Михайловна Минкина-Тайчер

Кроме того, мама обожала ремонт. Каждый год в их доме что-то перекрашивали, ломали и строили, мама бегала по дому с чертежами, чужие дядьки без стука заходили в любую комнату, волокли плитки и доски. Но как только закончился глобальный ремонт и дом превратился в совершенство, то есть яркую игрушку, где полки на кухне сами выезжали и убирались, жалюзи открывались нажатием кнопки, а по всем углам, к ужасу маленького Эльдада, деловито сновал робот-пылесос, как мама затеяла новый проект, на этот раз – сад!

Вместо забора теперь предполагались посадки бугенвиллеи разных цветов (доски никогда не лучше живой природы!), а от крыльца до самой калитки – дорожка из роз. Очень нарядно и радостно! Особенно если вам не приходится постоянно удобрять кусты и срезать сухие бутоны, так что все руки от пальцев до локтей покрываются глубокими, злыми царапинами. Главное, папа со всем соглашался. Конечно, он просто линял на службу и просиживал там до глубокой ночи – ведь работы в саду вполне можно поручить старшему сыну.

Очередным маминым увлечением стал кот. Обыкновенный рыжий кот, каких десятки бегают по помойкам, но мама уверяла, что ее кот особенно красивый и нежный, что жестоко и неправильно кормить его заурядным сухим кормом, когда есть парная печенка, и что какать коту полезно только в совсем свежий чистый песок. Оставалось угадать с трех раз, кто именно таскал домой чистый песок и потом выбрасывал грязный.

А в школе был Шахар. Шахар Коэн – красивый, наглый, преуспевающий везде и во всем одноклассник Эреза, постоянный спутник с первого класса и до самого выпускного. Эрез был выше всех в баскетбольной команде, учился на самой сложной программе по физике и математике, участвовал в горных походах и марафонах, то есть мог бы считаться первым номером по всем пунктам. Мог, если бы не Шахар. Главное, Шахар по-своему рвался с ним дружить, приглашал на дни рождения и вечеринки, но тут же принимался дразнить или хвалиться собственной ловкостью. Лучше не вспоминать, сколько они дрались в младших классах, сколько бегали наперегонки, по очереди вырываясь вперед, пока наконец возлюбленная всей школы Майя Полак не сделала свой выбор и не ушла с выпускного бала в сопровождении Шахара Коэна. Что ж, не каждому дано родиться коэном[5].

Лучше не рассказывать, что они призвались в один день, оба попали в танковые войска, в одну бригаду и, что особенно возмутительно, в один экипаж. Конечно, Шахар – командиром, а Эрез – наводчиком. Еще один парень, Фридман, получил должность механика-водителя, а четвертого ждали через несколько дней, но не дождались, потому что в августе 2006-го их глупейшим образом подбили совсем рядом с границей. Фридман, надо признать, был классическим шлимазлом и даже шуруп завинчивал в обратную сторону, поэтому он первым и получил ранение – пустяковое ранение в макушку, только кожу содрало, но кровь хлынула потоком, заливая глаза.

– Берешь Фридмана и уходишь! – хрипло крикнул Шахар. – Без разговоров!

Фридман, ослепший и обмякший, как куль, оказался жутко тяжелым. Эрез сначала волок его за ремень, потом все-таки сумел взвалить на спину и только тогда оглянулся на свой танк. Вернее, на то, что осталось от его танка после второго попадания. Видимость получалась неважной, потому что рядом горел еще один, и ребята как раз выпрыгивали из люка, но Шахара среди них не было.

На этом все соревнования закончились. Эрез остался первым и единственным, и даже Майя через несколько месяцев позвонила и пригласила в кино. И он бы пошел, наверное, если бы мог хотя бы мысленно дотронуться до этой дуры после всего случившегося. Родители Шахара отказались от торжественного военного кладбища и выбрали для сына тихое, заросшее травой и цветами местное захоронение рядом с покойной бабушкой. Эрез заходил днем, когда заведомо никого не встретишь, приносил горячие белые камни с соседнего поля, молча стоял в изголовье. Здесь лежал его друг, единственный друг на всю жизнь, а он даже не попытался его спасти.

Нет, никто не обвинял и не задавал вопросов. Наоборот, им с Фридманом выдали отпуск на две недели для поправки душевного здоровья. Башка Фридмана зажила очень быстро, только длинный кривой шрам напоминал о былых сражениях. Но Эрезу было плевать на Фридмана, он в любом случае избегал совместных встреч, даже на ежегодный сбор бригады старался не приходить.

А тот отпуск пригодился хотя бы потому, что десятилетний Эльдад оказался не один дома и сразу смог позвать старшего брата, когда мама потеряла сознание на пороге кухни. Ни с того ни с сего потеряла сознание, так, что глаза закатились и губы совсем посинели, только по дороге в больницу пришла в себя. Она тут же стала ругаться и одновременно смеяться над своими детьми-паникерами, просила повернуть домой, но смеха хватило ненадолго. Через четыре месяца мама умерла от неоперабельной опухоли головного мозга. Главное, в их семье больным всегда считался папа – диабет, порок сердца, еще какие-то страшные слова, – все это относилось к папе. А мама, которой никто не давал ее пятидесяти, только посмеивалась и раскладывала по коробочкам папины разноцветные таблетки – утро, обед, вечер.

Эрез принял на себя сад и розы, Эльдад – кота вместе с кормлением и уборкой, а раскладывание таблеток перешло к семнадцатилетней Элинор, как самой аккуратной. И она справлялась прекрасно и четко, три коробочки в день, но все равно отец пережил маму только на восемь лет.

Удивительно, что больше всего из того дня Эрез запомнил молоденькую докторшу – тоненькую, коротко стриженную светловолосую девчонку, больше похожую на испуганную десятиклассницу. Как она надеялась, что больной выживет! И как отчаянно смотрела на них сквозь окрашенную дверь! Эрез практически не мог разглядеть, но все равно знал, что смотрит и плачет. Она не решилась выйти. Как жаль, что она не решилась выйти, – он бы объяснил, что никто ни в чем не виноват, что у отца было очень больное сердце, да он еще беспрерывно курил после маминой смерти. Милая, родная девчонка, может быть, единственная в жизни, стояла в двух шагах, но не смогла подойти к нему, как не смог подойти Фридман к родителям Шахара, даже на похоронах не смог.

Эрез несколько раз порывался вернуться в ту больницу, но ведь не знал даже ее имени. Совсем молодая,