Мулен Руж - Пьер Ла Мюр

видел, как августейшая особа в траурных одеждах садилась в карету, отправляясь на ежедневную прогулку.

– Доктор говорит, что недели через две-три ты достаточно окрепнешь, чтобы выходить на прогулку, – как-то раз объявила мать. – Так что самое время обновить гардероб.

К Анри пригласили портного, заранее проинформированного об особенностях юного клиента. Так что когда мастер вошел в комнату, то ровным счетом ничем не выдал своего удивления, а тут же принялся ловко снимать мерки с Анри, будто ему каждый день приходилось шить костюмы для бородатых молодых людей с широкими, мускулистыми плечами и по-детски хилыми ногами.

Вскоре Анри вместе с матерью отправились на прогулку среди холмов Ниццы. Они проехались по Гранд-Корниш, а потом побродили по залитым солнцем аллеям Ферра.

Анри ощущал себя заново рожденным. Он с волнением смотрел сквозь стекла пенсне на окружающий его мир.

– Гляди! Мама, гляди! – то и дело восклицал он.

Иногда ему казалось, что он вот-вот задохнется от счастья.

На глаза то и дело наворачивались слезы радости. Он хватал ее руку и прижимал к щеке.

Однажды они добрались до самого Мантана, откуда сквозь легкую дымку, окутывавшую берег Итальянской Ривьеры, виднелся купол собора Сан-Ремо.

– Давай как-нибудь съездим туда. Только ты и я, – предложил Анри. – Давай поедем в Италию?

На обратном пути они молчали, крепко держась за руки. Над землей спускались сумерки, и на фоне опалового моря черные силуэты кипарисов казались неподвижно застывшими в молитве долговязыми фигурами.

Теперь мать и сын все чаще заводили разговор о возвращении домой. Оба сходились во мнении, что возвращаться в замок не стоит. Слишком уж много безрадостных воспоминаний ждало их там.

Однажды утром мать вошла к нему в комнату и присела на краешек кровати. С минуту она пристально разглядывала сына, безвольно опустив руки на колени. Он подумал, что даже во время тех страшных приступов он не видел графиню столь бледной и расстроенной. Ее блестящие золотисто-каштановые волосы, казалось, потускнели, под глазами залегли темные круги, а уголки губ уныло опустились.

– Рири… – произнесла она наконец. – Доктора говорят, что ты совершенно поправился. Они сделали все, что могли. И если хочешь, мы можем возвратиться в Париж…

У матери перехватило дыхание. Подобно надломленному цветку, она повалилась на кровать и уткнулась лицом в одеяло, так что ему была видна лишь ее белая шея и плечи, сотрясаемые приглушенными рыданиями.

Книга первая

Ненасытное сердце

Глава 4

– Я горжусь тобой, Анри.

– Правда? Это правда, мамочка?

– Да, Рири, очень горжусь. – Стоящая у камина графиня с нежностью глядела на сына. А он совсем не изменился: как и прежде, жаждал ее одобрения – тот же маленький мальчик, что когда-то стремительно ворвался в гостиную, чтобы показать ей свой крест Почетного легиона. – Честно говоря, мне не верилось, что ты нагонишь упущенное.

– Я чувствовал твои сомнения, и это меня подстегивало, – озорно усмехнувшись, отозвался он. – И степень эту дурацкую я получил только ради тебя. Лично мне она даром не нужна.

Шестнадцать месяцев назад, вскоре после их возвращения в Париж, Анри решился на отчаянный поступок. Специально для него был нанят господин Тетар, рыжеволосый молодой человек, с блеском закончивший Сорбонну. С тех пор стол в гостиной был завален стопками книг. К подлокотнику инвалидного кресла прикрепили небольшую съемную полочку, на которой с трудом умещался здоровенный латинский словарь. В течение нескольких месяцев здесь скандировался гекзаметр, повторялись исторические даты, решались алгебраические функции. Теперь это все осталось в прошлом: Анри получил степень бакалавра.

– Посиди со мной, – предложила Адель, показывая на скамеечку для ног, – как в детстве, когда ты был совсем крошкой.

Она грустно вздохнула, глядя, как Анри с трудом поднимается с кресла и, тяжело опираясь на короткую трость с резиновым наконечником, делает несколько неуверенных шагов.

– Господин Тетар считает, что ты мог бы учиться дальше и стать магистром! – склонилась графиня к сыну, когда тот присел у ее ног. – Может, попробуешь, а? Ведь тебе же нравится читать!

Да, книги стали для Анри величайшим благословением и утешением. Они помогли ему забыть о сводившем с ума одиночестве, о том горьком разочаровании, которое он испытал, узнав, что его кровный брат Морис уехал из Парижа вместе с семьей, а радужные прогнозы докторов относительного его ног оказались ошибочными. О да, он больше не прикован к инвалидному креслу. Со временем он научился вставать и даже передвигаться, опираясь на трость. Однако это все, на что он способен, и больше улучшений не предвидится. Ноги его больше не вырастут, он никогда не сможет ходить, как все, и ноющая боль в суставах тоже останется с ним на всю жизнь. Анри никогда не заводил об этом разговора, но мать знала, что он давно все понял: она прочла это в его глазах. А книги помогут ему смириться и забыться. Возможно, именно они и помогут ему нести свой крест…

– Книги – самые надежные друзья, – продолжала мать, – это источник счастья и успокоения.

Графиня робко разворачивала перед ним планы, тайно взлелеянные ею на протяжении последних месяцев: об этом можно только мечтать – тихая, размеренная жизнь в благородном обществе умных книг.

– Нет, мама, – решительно отказался Анри, – не хочу я учиться на магистра. Конечно, книги и все такое – это здорово, но только я быстро умру от скуки, если мне придется провести остаток жизни за чтением.

– Тогда ты мог бы начать писать сам…

– О чем? Чтобы стать писателем, нужно прожить целую жизнь. – Анри заметил разочарование на материнском лице. – Прости, мама, – виновато пробормотал он.

– Ну и чем же ты собираешься в таком случае заняться, малыш? – спросила она после непродолжительного замешательства. – Как думаешь проводить время?

– Не знаю еще. – Он смотрел на огонь в камине. – Я подумаю…

Графиня продолжала рассеянно поглаживать его по волосам. Ему хотелось жить как полноценному молодому человеку. Он любил жизнь и еще не подозревал, как несправедливо и жестоко она с ним обошлась.

– Анри, – внезапно она посерьезнела, – а ты не забываешь молиться?

Он стиснул зубы.

– Послушай, мама. Я не молюсь с того самого дня, когда ты плакала. – Он был готов к упрекам, но мать молчала, и тогда он продолжал: – Помнишь, тогда, в Ницце? В тот день я решил для себя раз и навсегда: никакого Бога нет. Бессмысленно искать объяснения и оправдания деяниям Того, кто благоволит к избранным и наказывает всех остальных. Кто заставляет невинных страдать за чужие грехи. Ведь это из-за Него ты пролила столько слез.

Анри медленно поднял