Несбывшаяся жизнь. Книга 2 - Мария Метлицкая

7

Братик-Владик позвонил через три дня: видимо, размышлял, стоит ли звонить этой самозванке, дочери главного врага их семьи, или нет?

Но человеком он был податливым, слабым и мягким и под воздействием бывшей жены согласился. Надежда говорила, что незваная сестрица – женщина славная, да еще с тяжелой судьбой, и мать ее, эта, как говорила свекровь, змея и интриганка, давно за все расплатилась. И была ли она змеей и интриганкой? Влюбилась до одури, родила от любимого, поехала за ним в глушь, ничего у семьи не отобрала, ни на что не претендовала. И жизнь свою прожила – не приведи бог, в условиях жутких, в климате ужасном, да еще без единственной дочери! Чем не героиня и декабристка? А их матушка осталась в Москве, в своей квартире, со своими детьми. Понятно, что материально было непросто, но сравнивать нечего.

– У каждого свой выбор, – дрогнув лицом, коротко бросил бывший муж.

Длинный страстный монолог Надежды Владислав выслушал, а потом тяжело вздохнул.

– Ну понял я, понял! Все, тему закрыли.

– Позвонишь ей? – уточнила Надя.

– При одном условии, – смущенно улыбнулся бывший. – Супа нальешь?

Выглядел он, надо сказать, довольно жалко.

«Опять голодный», – вздохнула Надя, и в сердце всколыхнулась жалость.

Пока он жадно ел суп, Надя сидела напротив.

Классическая поза кормившей женщины: локти на столе, голова в ладонях, взгляд полон печали и радости – мой!

Ее ли? Похоже, что все еще да. Но знают об этом только они, он и она, знают, но молчат.

Прощаясь, он прятал глаза, но Надя видела, что больше всего на свете он хочет остаться.

«Фигушки! – подумала она. Хотя сделать это было проще некуда, хватило бы слова. – Ну уж нет, мучайся дальше! Помайся, как я, как Яся. А то как все просто – ушел, пришел! Сравнил, где лучше, – и нате вам, нарисовался! Ты еще походишь у меня, ноги побьешь!»

Дверь закрыла и плакала. От жалости к себе и дочке. От жалости к нему. Вот же козлина, так все испортить! А какая у них была хорошая, крепкая и дружная семья…

«Ох, Владка! Что ты наделал…»

Итак, через три дня раздался звонок.

Лиза подошла к телефону и тут же поняла, что это он.

Говорил братик Владик медленно и вяловато, как бы сомневаясь и раздумывая.

– Думаю, нам нужно встретиться. Только когда? – Он замолчал.

– Да в любой день, – тут же ответила Лиза, – хоть завтра!

– А как мы узнаем друг друга? – Он тяжело вздохнул.

Лиза рассмеялась.

– Ну, во-первых, я видела вашу фотографию. То есть твою фотографию. А во-вторых – мы должны друг друга почувствовать.

На это он промолчал.

Договорились на завтра, в восемь вечера у Почтамта.

Лиза нервничала, разглядывала себя в зеркало – не хотелось бы предстать перед братом усталой и зачуханной теткой.

В назначенный час у Главпочтамта стоял полноватый мужчина интеллигентной наружности. Драповое пальто, нерповая кепка с козырьком, очки. Росту среднего, телосложения тоже, одет как среднестатистический кабинетный работник. Ну совсем не похож этот братик Владик на героя-любовника! Простой обыватель, типичный семьянин с репутацией верного мужа и приличного человека.

Лиза подошла к нему и окликнула.

– Это я, – сказала она и улыбнулась.

Он вздрогнул, разволновался, потоптался на месте, нервно поправил очки и выдавил улыбку.

– Ну? Какие планы? – поинтересовался братец, кажется, не разочарованный видом новообразовавшейся сестрицы – и правда, ужасно похожей на Ирину. – Куда двинемся?

И обреченно вздохнул.

«Будто на Голгофу, – подумала Лиза. – Ну что ж, мне не привыкать принимать решения… Так и есть, типичный пентюх. И как загулял? Впрочем, такие наивные и попадаются, окрутить их несложно. А глаза – тоскливые и несчастные… Надо же, и таких любят, слабых и нерешительных. Обыкновенных. Рядовой сотрудник средненького НИИ, а для кого-то лакомый кусок. Для Нади понятно – общая молодость, жизнь, ребенок. А этой, новообразованной? Да тоже ясно: бабское одиночество. Любой сойдет, лишь бы свой. Это тебе, дуре, королевичей подавай. Сильных, умных, успешных. Чтобы все брал на себя, все решения и все проблемы. А этот братец – явно не из них».

Перебрасываясь незначительными фразами, шли по Сретенскому. Обсуждали ерунду, погоду, новый фильм Рязанова, детские каникулы, школу.

Лизе хотелось утешить его, похлопать по плечу:

«Не робей, братишка! Надя любит тебя. И Яся любит. Примут они тебя, куда денутся! И все будет как прежде. Может, не сейчас, попозже, Надю тоже можно понять. Ты наберись терпения, сам знаешь, что виноват… – И тут же сама себе поразилась. – Вот тебе раз – пожалела! Он же такой же, как все, а ты пожалела? Голос крови? Да ну, глупости».

Замерзли, зашли в рюмочную. Там было тесно и жарко, вокруг круглых столиков толпились поддатые мужички. Пахло табаком и алкоголем.

«Обстановочка так себе, зато выпьем, согреемся».

Выпили по сто граммов зубровки, закусили бутербродами с колбасой и винегретом, потому что ужасно хотелось есть. Все было вкусно, или так показалось, но съели весь черный хлеб, горкой лежавший на тарелке. Мазали его горчицей и ели.

– Ну, одно сходство найдено, – улыбнулась Лиза, кивнув на горчицу. – Будем искать остальные?

Выпив стопку, братец расслабился и разговорился.

Не скрыл, что дома имя ее матери было под строжайшим запретом, и долгие годы он не знал, как ее зовут. Про Лизу, внебрачного ребенка, что-то слышал, но особо не интересовался. Отца почти не помнил, был маленький, но очень стыдился вопросов об отце, не просто стеснялся – боялся. Он всегда был робким, он не Ирка, сестра. Вот та ничего не стеснялась и, если кто-то дразнил или говорил об отце гадости, сразу в драку. Ошиблась природа: он, Владик, должен был родиться девочкой, а смелая Ирка – мальчишкой.

Мать много болела и обвиняла в этом отца. Называла его вором, предателем семьи и страны, и маленький Владик с ужасом думал, что его отец – шпион, такой же, как в фильме «Ошибка резидента», хитрый и обаятельный. Но лет в тринадцать узнал правду и успокоился: главное, что не шпион, не предатель Родины, этого он бы не пережил. А то, что, по словам матери, ворюга… Тоже, конечно, ужасно, но все же лучше, чем шпион.

«Предатель, – настаивала мать. – Всех нас предал, что значит – это другое?»

Эта нервная, обиженная и обозленная женщина – его мать, которую он отчаянно жалел, крайне раздражала. Всю жизнь он слушал одно и то же: отец – подлец, та баба – сволочь. Утомительно, правда?

С сестрой отношения были так себе.