Мой телефон 03 - Мария Ким

на кухне, он угощается чаем с бутербродами, по одному бутерброду в каждой руке, еще один в зубах, правой рукой удерживает ручку, заполняя карту вызова, и внимательно слушает худощавого старика, старшего в доме, с острым носом и немыслимым акцентом. Старик рассказывает историю из своей молодости, речь идет о том, как полиция закрывала местный бордель.

Мы провожаем старушку в машину, цыганка в плечах держится прямо, а поясницей прогнулась, наверно, рожала много. Грудь выступает, взгляд острый, и одета во все темное, только платок на голове расшит серебристыми нитками. Костик говорит дежурное «просьба держаться», от души хлопая дверью. Леха выезжает на шоссе и попадает в пробку. Привычно забыв о сирене, он лавирует между машинами, традиционно притираясь поближе к иномаркам. Костик комментирует технические характеристики стоящих в пробке автомобилей, восторженно пуская слюни на полный привод и пневматическую подвеску. Леха вычисляет понравившиеся Костику тачки и старательно пристраивается к ним в зад, едва не вминаясь носом в бампер. Я понимаю, что эта парочка сработалась хорошо, и вмешиваюсь, только когда замечаю явный логический диссонанс.

– А почему мы стоим?

– Действительно, Леха, что за финт ушами? Еще и зажигание вырубил!

– Так красный!

– Красный, Леха, был две минуты назад! Вас тут только двое на перекрестке топчется: один спит, другой бензин экономит!

Бензин у водителей скорой – отдельная статья дохода. На сутки автомобилю выделяется отмеренный механиком литраж, а сэкономленное топливо шофера считают правильным оставить у себя в гараже. Под утро, когда врачи, сбившись в сонную кучу, будут дремать на переднем сиденье, Леха заскочит к себе во двор и сольет остатки бензина в канистру. Костик об этом знает и не возражает, лишь бы смена путево шла да пробки не мешали.

Леха невразумительно извиняется за косяк и компенсирует его финишным рывком с нарушением всех скоростных пределов, а заодно и законов механики. Костик рассказывает про недавний случай с переломом голеностопа, и мы пускаемся в пространные рассуждения о видах наркоза и дореволюционных способах анестезии: раньше обезболивали исключительно самогоном, а операции делали быстро и качественно, не то что сейчас – Пирогов выполнял мастэктомию за 5 минут, ампутации – всего за 3.

Цыганка вцепилась в ручку носилок, гипнотизирует пространство перед собой взглядом, что-то шепчет себе под нос. Доехали.

Высаживаем бабушку в приемнике областной больницы и там же подбираем мужчину с асцитом, которого требуется перевезти в дежурное хирургическое отделение. У мужчины неоперабельный рак с метастазами. Костик объясняет сопровождающему его родственнику, что пациента надо ненавязчиво подготовить к неизлечимости печального его состояния. Настреляв сигарет у санитаров, мы неторопливо отбываем: к вечеру у Лехи включается романтическое настроение, и он, путаясь в трехбуквенных выражениях, рассказывает нам, что раньше трава была зеленее и молодежь уважительнее, а еще он недавно перестелил крышу так, что дождя даже не слышно, и сорвал спину на этом благородном деле. Костик ему сочувствует и интересуется, почему же он, стахановец этакий, не позвонил ему или кому-то из наших, а затем, не выдержав, громко восхищается очередной тачкой.

* * *

На пересменку мы заваливаемся на станцию, Костик дописывает карты, шифруя почерк двойными врачебными каракулями, я экстренно завариваю чай.

– Жизнь – говно, – на Костю напало лирическое настроение, – ни одного алкаша за смену, кардиограф отстой, второй номер – дура.

Мнение фельдшера на свой счет я игнорирую, за смену наслушалась всякого. Пусть хоть горшком назовет, лишь бы работой не заваливал. На кухню заходит Алсу, и Костик радостно сгребает ее в объятьях.

Рыжая татарочка Алсу, моя ровесница, с Костиком встречается недавно. У нее габаритная фигура, как раз из тех, что ему по вкусу, однако полнота приятная, и одевается, не стесняясь размеров, во все обтягивающее, предпочитая темные тона. На Алсу такой же черный, как и форма Костика, халат поверх джинсов и свитера, глаза и брови подведены широко черной тушью, почти вульгарно, но ей идет. Я смотрю, как они в обнимку отходят к окну, и мне в голову приходит мысль о двух неуклюжих пингвинах, сцепившихся крыльями на скале, на фоне далеких огней мегаполиса.

– Как тебе девчонка? – краем глаза замечает меня Алсу. Голос высокий, с капризными нотками.

– С девчонкой у меня лекционный день, – говорит Костик, – а с тобой – практика.

На его лицо наползает нежное выражение, отчего брутальная обросшая физиономия сморщивается и съезжает на одну сторону.

– Девятая, вызов!

– Поехали! – На прощание сдавив возлюбленную в объятиях, Костик устремляется к выходу. В дверях он сталкивается с Айной, сдавшей смену и оттого благодушной. – Моя турбобабушка приехала! – Айну он обнимает осторожно, приподнимает, как хрупкую вазу, и усаживает на табурет. Глаза у старушки Айны теплеют. К Костику она относится благожелательно. Затем Айна переводит взгляд на Алину, поджимает губы, на лице ее читается «шлюха». Со мной она здоровается коротким кивком, устраивается поудобнее и, задремав, уходит в себя.

* * *

– Девочка, 16 лет, упала с качелей на детской площадке.

– Интересно, что она там делала в 12 ночи…

– Качалась.

Тоскующего по реву сердец и моторов Леху сменил добродушный уравновешенный Амир. Он вел машину так плавно, что после дневных виражей я моментально вырубилась. Мне снилось, что я лечу на срочный вызов почему-то на вертолете МИ-8 и никак не могу найти нужный дом: всю видимость затянули грозовые облака. Мелькающие между ними молнии серебристыми иглами стараются сшить между собой обрывки атмосферы, а тучи наползают друг на друга в одном месте и тут же рвутся в двух других. Я достаю парашют и ныряю в потоки дождя, в процессе полета соображая, что вместо парашюта каким-то образом схватила рюкзак с консервами. Молния прошивает насквозь брезентовую ткань, банки высыпаются сквозь прорези, в полете превращаясь в стрижей, и неровным строем улетают куда-то за грозовой горизонт.

– Остановка конечная, передаем за проезд!

Костик толкает меня локтем и, не дожидаясь окончательного пробуждения, рывком открывает дверь. Я вываливаюсь на газон, а фельдшер, не обращая внимания на всяких отдыхающих в клумбах медработников, устремляется к площадке. Сидящая на детской площадке стайка подростков беспокойно снимается с насиженной горки и, хихикая, выталкивает вперед неровно дышащую девчонку.

– Чего сидим, кого ржем? – строго интересуется Костик. – Зачем скорую потревожили?

– Она вот… качалась… – продолжают хихикать подростки.

– Дышать больно, – испуганно говорит девчонка.

– Ну, пошли в машину. Здесь больно? А здесь? А так? Укольчик надо обезболить? Зря, укольчик хороший. В травмпункт поедем, рентген сделаем? Ну так, на всякий. Прекращаем истерику, девушка, вам с такой истерикой только аниме озвучивать, а не парней пугать! Маш, посиди с девочкой, пока она в пакетик