На закате - Хван Согён

отношения, что со стороны мы, наверное, выглядели как пара со стажем. Но, будто сговорившись, мы держали дистанцию, считая, что флирт или романтические отношения не для нас. Если, оставшись вдвоем, мы чувствовали что-то странное, просто делали вид, будто ничего не происходит, и непринужденно продолжали общение. Иногда мы пропускали вместе по стаканчику и одолевало желание пожаловаться на жизнь, поплакать, но в таких ситуациях я просто сидела, уставившись на надпись или картинку у него на футболке, а потом отпускала очередную шуточку, чтобы разрядить обстановку.

После окончания техникума его освободили от службы в армии, ведь он был единственным опекуном своей матери — вдовы. Пройдя альтернативную гражданскую службу, он устроился на работу, где продержался восемь лет. Однако все эти годы он работал по временному контракту, а на постоянную должность его так и не взяли. Он был моим старшим товарищем, знал о мире куда больше моего. Мои знакомые гонялись за миражами, а он выделялся среди них, казавшись серьезнее и старше. Поначалу я ничего не спрашивала о его семье, друзьях. Почему-то было понятно, что он не из тех, у кого много приятелей. В этом мы с ним были похожи. Актеры и режиссеры, с которыми я общалась в театре, после работы расходились по своим делам, и мы снова встречались только на сцене. Это был мир фантазий, далекий от реальной жизни. Хотя у Черной футболки было профессиональное образование, это не давало ему преимуществ перед выпускниками старших классов. Вообще, то, что он не мог найти постоянную работу, было естественно в обществе, где бакалавры и магистры массово не могут никуда устроиться.

Он перебивался случайными заработками, пока однажды не попался на глаза какому-то инженеру, который пристроил его временным сотрудником в строительную компанию. Ему поручили помогать в отделе найма рабочих, и он окунулся в новое дело с головой. Но, когда закончился год и ему пришлось продлевать контракт, условия работы оказались несравнимо хуже, чем у штатных сотрудников. О ежегодном отпуске и повышении квалификации и речи не было, платили не больше половины суммы, которая полагалась штатным работникам, и никаких бонусов и стимулирующих выплат. На корпоративных ужинах ему полагалось помалкивать, поэтому он молча ел и, единственный, уходил, не дождавшись конца вечера.

Ким Мину вообще был не болтун, но за несколько месяцев до того, как это случилось, совсем замкнулся. Обычно я болтала без умолку, а он только слушал. Хотя нет, довольно часто он просто сидел, глядя в одну точку. Но мне было с ним очень комфортно — есть, выпивать, работать. Он не пытался покрасоваться передо мной, ничего от меня не требовал — словно каждый из нас был наедине с самим собой. Однажды мы с ним зашли в пивную и наткнулись там на одного моего знакомого по театру — я представила Мину как своего кузена. Пообщавшись с нами, тот с легкостью поверил, что Мину мой брат и мы вместе росли.

Люди идут на работу, и посетителей в магазине становится все больше. Кто-то покупает банку холодного кофе, мрачный офисный работник ставит у кассы средство от похмелья, какой-то юноша, залив кипятком лапшу быстрого приготовления, устраивается за столиком у окна, девушка, купив сэндвич и напиток, бежит на работу, наши постоянные покупатели заходят за привычными ланч-боксами. Ровно в девять появился хозяин, чтобы сменить меня. Сегодня он поспал на час дольше обычного и лицо у него совсем опухшее. Он огляделся по сторонам. Я, сняв фартук, надела на плечи рюкзак и молча ждала у кассы. Убедившись, что все в порядке, он протянул мне шестьдесят тысяч вон.

— Сегодня чтоб без опозданий, — проговорил он.

— Извините за вчерашнее.

Я помню, что сегодня не только последняя репетиция, но и пятничный вечер, когда покупателей в магазине будет пруд пруди. Завтра меня сменит студент, который работает по выходным.

В автобусе из центра много свободных мест. В то же самое время автобусы, направляющиеся в Сеул, заполнены до отказа. Едва усевшись в кресло, я тут же задремала. Проснулась, когда уже подъезжала к своей остановке.

Поднимаясь по склону горы к отделанной блеклой плиткой многоэтажке, я услышала, что на телефон пришло сообщение:

Ты освободилась? Устала? Премьера завтра? Если я не смогу, приду послезавтра. Давно не виделись, скучаю.

Эсэмэска была от мамы Мину. Я остановилась, чтобы написать ответ.

Вы с работы? Я уже у дома. Устала ужасно (Напишите, когда сможете прийти. Посидим после спектакля;)

Я собираюсь спускаться вниз по лестнице на цокольный этаж, но разворачиваюсь и поднимаюсь вверх. На этажах по обеим сторонам коридора располагаются однокомнатные квартиры, на третьем этаже живет хозяйка, жена государственного служащего на пенсии, добрая и порядочная женщина. Я позвонила в дверь. Она открылась, и в проеме показалось лицо хозяйки. Ей прекрасно известно, откуда я пришла в такой час. Я достала триста тысяч вон и протянула ей.

— Я вам должна за два месяца. Тут за один, а после спектакля отдам то, что осталось.

Тетушка цокнула языком.

— Не спишь по ночам, угробишь ты свое здоровье. На тебе вон лица нет. Поесть хоть успеваешь?

— А то как же — ем, чтобы жить, — улыбнулась я.

Уже собралась уходить, как тетушка меня снова окликнула:

— Погоди-ка, смотри, что дам.

Она протянула мне пакет с кимчи, присланный из деревни. У меня потекли слюнки от запаха домашних солений. Поблагодарив на прощание хозяйку, которая не преминула заботливо уточнить, остался ли у меня рис, чтобы поесть с кимчи, я стала медленно спускаться в темноту полуподвала, где находилась моя квартирка.

5

В офис позвонил Чхве Сынгвон. Сказал, что намечается собрание по «Миру Азии» и обед с директором Лимом. Я выслушал его без энтузиазма, но не пойти не мог, ведь до открытия цифрового центра «Ханган» оставалось всего несколько месяцев. В газетах несколько раз писали о финансовых махинациях Лима и «Тэдон констракшн», хотя дела с проектами и без этого шли не очень. В процессе строительства «Мира Азии» менялось то начальство, то архитектурное бюро, так что открытие проекта откладывалось. Лим то ли не знал, то ли не интересовался тем, что мне поручили проектирование «Хангана». Возможно, Чхве Сынгвон напомнил ему обо мне. Чхве Сынгвон был младшим братом моего однокурсника.

Его старший брат, Чхве Сыниль, учился изобразительному искусству. Когда я, поступив на строительный факультет, заинтересовался живописью, кто-то рассказал мне про мастерскую, где как раз бывал Чхве Сыниль. Благодаря кому-то из старшекурсников он устроился туда помощником, чтобы поднатореть в практике перед