Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

Мужчина покачал головой.

– Даже если бы я не знал вашу фамилию, не знал, где вы работаете… если бы мы просто столкнулись на улице, я все равно бы вас узнал. Я видел ваши фотографии.

– Какие фотографии?

– Ну хотя бы вот эту.

Он вынул из кармана снимок и протянул мне. Я подошла не без некоторой опаски – вдруг он сумасшедший? – и взяла снимок.

Это была фотография, сделанная в новогоднюю ночь во дворе общежития. Я стою на фоне наряженной елки, в съехавшей набок шапке, за час до признания в любви Мартынюка.

Фотография, которую напечатал для меня коллега и которую я отправила отцу.

Внезапно я ощутила безотчетный ужас – предвестник того неотвратимо-страшного, что ждало меня, притаившись, и готовилось напасть. Этот чудовищный монстр явился в лице вежливого мужчины, неизвестно где и каким образом раздобывшего мою фотографию.

– Кто вы? – спросила я внезапно севшим голосом.

– Я же сказал. Меня зовут…

– Мне плевать, как вас зовут! Кто вы такой?

– Я брат Ирины Сергеевны.

– Какой Ирины Сергеевны?

– Жены вашего отца.

– Подождите. – Я отчаянно сопротивлялась, но шестым чувством понимала, что худшее еще впереди и нет никакой возможности его избежать. – Вы приехали с ними? С моим отцом и его женой, вашей сестрой?

– Нет же. Нет!

Его лицо дрогнуло, но тут же приобрело прежнее отстраненное выражение. Должно быть, он долго репетировал перед зеркалом, прежде чем прийти сюда, мелькнула у меня мысль.

– Послушайте, Зоя Евгеньевна…. Зоя… То, что я собираюсь вам сказать…

– Не нужно ничего говорить.

– Но вы должны меня выслушать. Я ради этого и приехал. Вы должны знать…

– Не хочу ничего знать. Я ухожу.

Я распахнула дверь и шагнула в коридор.

– Вернитесь! – последовал резкий приказ.

Я изумленно обернулась. Визитер быстро подошел ко мне, схватил за руку, втянул в кабинет, захлопнул дверь, подвел меня к смотровой кушетке, заставил сесть и сам сел рядом.

– Простите, Зоя. Я не хотел быть грубым. Ваш отец умер, – добавил он без всякого перехода.

– Что? – выдохнула я.

– Он попал в автомобильную аварию. Вместе с моей сестрой.

– Когда?

– Двадцать первого февраля. Ира погибла на месте. Евгения Юрьевича доставили в больницу с многочисленными травмами. Он находился без сознания около двух недель, а когда пришел в себя и узнал о гибели жены, с ним случился инфаркт.

– Инфаркт? Но у него всегда было здоровое сердце…

– Несколько операций, длительный наркоз, возраст, шок от известия о смерти жены… Вашему отцу смогли помочь, он ведь находился в больнице. Но лечащий врач предупредил, что рецидив острого инфаркта, вероятность которого была велика, может стать для него фатальным.

– Почему мне не сообщили об аварии?

– Евгений Юрьевич запретил. Он не хотел, чтобы вы волновались. Учитывая обстоятельства вашего отъезда из Ленинграда и то, как далеко вы находились… Он хотел сообщить вам после выписки, когда все уже будет позади. Ваша тетя возражала, она считала, что вы должны знать. Но я убедил ее, что Евгений Юрьевич прав, не нужно вам раньше времени срываться с места. Я ведь не знал… не знал, что все так закончится.

– Как закончится? – машинально спросила я.

За время нашего короткого общения я каким-то непостижимым образом успела забыть о том, что визитер сказал в самом начале: что мой отец умер. Даже авария и инфаркт не укладывались в моей голове. Ее словно набили ватой, лишив меня возможности хоть сколько-нибудь соображать.

– Евгения Юрьевича выписали двадцать шестого марта, накануне того дня, когда вы позвонили. Это, если не ошибаюсь, была суббота. Да, суббота, потому что выписки обычно по пятницам… Ваш отец спал. Я растерялся и велел Свете повесить трубку. Потом спохватился, подбежал к телефону, но было уже поздно.

– Так это… это был ваш голос?

– Я жил вместе с ними, временно перебрался из Гатчины. Нужно было присматривать за Светой – она, как вы понимаете, была в шоке после смерти матери, носить передачи в больницу, ухаживать за вашим отцом… Евгений Юрьевич собирался написать вам письмо, но первые несколько дней не мог себя заставить сесть за пишущую машинку. Повторял, словно уговаривая сам себя: «Я должен собраться с мыслями, должен ей всё объяснить…» Он понимал, что вы переживаете из-за того, что ваша переписка неожиданно прервалась, к тому же от вас за это время пришло несколько писем, включая то, где вы рассказали о своем желании взять девочку из интерната. Евгений Юрьевич очень разволновался, я даже пожалел, что передал ему письма, предварительно их не прочитав. У меня, разумеется, нет привычки читать чужие письма, но…

– Дальше. Что было дальше?

– Второго апреля Евгений Юрьевич попросил меня позвонить в общежитие, он хотел не только поздравить вас с днем рождения, но и объяснить причину столь длительного молчания. Телефонную книгу Таёжного негде было взять, но мне все же удалось раздобыть номер. Я звонил несколько раз, и каждый раз мне отвечали, что вы уехали с агитбригадой и еще не вернулись. Тогда, уже под вечер, Евгений Юрьевич, несмотря на слабость и плохое самочувствие, сел за машинку и стал печатать письмо.

– Почему я его не получила?

– Потому что ваш отец его не закончил. – Виктор Сергеевич вынул из кармана сложенный пополам лист бумаги и протянул мне. – Вот оно.

Я развернула лист и увидела знакомые машинописные строчки – их невозможно было спутать ни с какими другими. Глаза выхватили строчку: «С днем рождения, солнышко!..», а потом я стала читать с самого начала.

Здравствуй, Зоя!

Прости за то, что пропал так надолго. Но кое-что случилось… нечто очень плохое… Если кратко: я снова вдовец. Ира, моя любимая Ира, погибла.

И виноват в ее смерти я.

Мы возвращались от друзей, с их дачи под Тосно. Света осталась дома – готовилась к контрольной. Авария случилась на въезде в город. Лобовое столкновение с КамАЗом. Я должен был его пропустить, но дорога была скользкая, и светофор… Ну вот, я пытаюсь оправдываться. На самом деле дорога ни при чем – я просто отвлекся. Услышал Ирин крик, крутанул руль… но было поздно. Этот крик до сих пор стоит в моих ушах. Я никогда его не забуду.

Не следовало мне жениться на Ире. Я приношу своим женам смерть. В том, что твоя мама погибла, тоже ведь я виноват, и ты об этом знаешь. Я должен был встретить Марину в тот вечер, но тоже отвлекся. Мне позвонил приятель, и, вместо того чтобы поскорее закончить разговор, я из вежливости этого не сделал, и ведь болтали-то