Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

Я гладила смуглое лицо Рустама, любуясь его точеными чертами, чувственным изгибом губ, маленькой родинкой возле глаза, которую раньше не замечала, потому что никогда еще не была от него так близко.

– Подожди, я не понял главного, – прошептал он, перехватывая мою ладонь и прижимая ее к своей разгоряченной щеке. – Ты согласна?

– Да, да, согласна! – сквозь слезы радости и облегчения ответила я.

– Но только жить мы будем в моей квартире. В ней все-таки две комнаты.

– Вот зачем ты это сказал? – сердито воскликнула я и, не выдержав, рассмеялась.

Рустам подхватил мой смех, а потом мы скрепили наше соглашение очередным поцелуем.

13

Я навсегда запомнила этот день: 23 апреля. Впоследствии я вновь и вновь возвращалась к нему, пыталась воссоздать события, начиная с самого утра, когда будильник прозвенел, как обычно, в семь часов. Наверняка интуиция посылала мне сигналы, но, сколько я ни пыталась, так и не смогла их вспомнить.

Все было как обычно.

Агитбригада, объездив весь Богучанский район, временно взяла паузу, чтобы вернуться к полноценной работе в стационаре (амбулаторный прием страдал из-за урезанного расписания, пациенты стали жаловаться, и Головко выпустил соответствующую директиву). Кроме того, передвижение по проселочным дорогам из-за неожиданно вернувшихся снегопадов стало опасным. По ночам температура опускалась до минус десяти, днем возвращался слабый плюс; из-за этих колебаний дороги по утрам превращались в каток. Фаина Кузьминична не могла рисковать своими врачами. Было решено возобновить ликбез после майских праздников.

Мы с Рустамом подали заявление; регистрацию назначили на десятое мая. Отмечать мы не планировали, разве что в кафе, с близкими друзьями. Я не была суеверной, Рустам тоже, а вот коллеги над нами подшучивали, мол, будете маяться всю жизнь. Особенно старалась Нина – упрашивала, чтобы мы перенесли дату на начало июня. Я в шутку отвечала, что не вытерплю так долго. Но в шутке скрывалась изрядная доля правды. Я действительно считала дни. Моя любовь к Рустаму, распрямившись в полный рост, день ото дня становилась все требовательнее. Рустам проявлял внешнее спокойствие, но я знала, что его терзает то же нетерпение. Мы были как влюбленные школьники: обнимались по углам, целовались украдкой – в общем, вели себя глупее не придумаешь.

Была еще одна причина, чтобы расписаться поскорее: Снежана продолжала жить в интернате. Мне пришлось отказаться от ордера на комнату (немало развеселив этим Головко), с тем чтобы сразу прописаться к Рустаму, когда мы поженимся. Поэтому привести Снежану пока было некуда. Она была умницей: все понимала и терпеливо ждала. Я навещала ее каждый день. Снежана вполне свыклась с жизнью в интернате; от общения с неполноценными детьми ее по возможности ограждали, гуляла она только со мной. Рустам периодически меня сопровождал, чтобы девочка к нему привыкла. Я рассказывала ей, как отлично мы заживем втроем, как летом будем ходить в походы, зимой – кататься на лыжах, лепить снеговиков, по выходным печь сладкое печенье и приглашать на чай ее подружек, которые у нее непременно появятся.

Я была бы абсолютно счастлива, если бы не отсутствие известий от отца. Когда мы с Рустамом подали заявление, я снова заказала переговоры с Ленинградом, но к телефону никто не подошел. Я могла бы попросить Ингу съездить к отцу, но она лежала на сохранении, а больше мне не к кому было обратиться. Тете Поле я не звонила: мне было стыдно, к тому же я знала, что ничего, кроме справедливых упреков, от нее не услышу, а оправдываться не хотела. Оглядываясь назад, я понимаю, что поступала с ней жестоко, ведь она любила меня как дочь, переживала за меня, а кроме того, если бы только я ей позвонила…

В тот день я, как обычно, позавтракала и отправилась в амбулаторию. Рустам дежурил на сутках, поэтому перед работой я забежала в приемный покой, чтобы спросить, как у него прошла ночь, и обсудить планы на вечер (была пятница, мы планировали сходить в кино, если получится купить билеты, или в кафе, если удастся договориться с администратором). Заодно я упросила Рустама сходить, наконец, в ателье и заказать себе новый костюм. До Нининой свадьбы оставалась неделя, я хотела, чтобы Рустам выглядел так же эффектно, как я в своем новом голубом, с серебристым отливом, платье в пол. За срочный пошив брались дополнительные деньги, но это того стоило. Настаивая, чтобы Рустам обратился в ателье, я преследовала двойную цель: через десять дней после Нининой свадьбы он сможет надеть этот костюм на нашу регистрацию. То, что продавалось в отделе мужской одежды в универмаге, стыдно было даже примерять.

В десять минут второго, когда я отпустила последнего пациента и собиралась пойти пообедать, в кабинет заглянула регистраторша Арина Петровна.

– Зоя Евгеньевна, вас там спрашивают…

– Кто?

– Какой-то мужчина. – Арина Петровна замялась. – Говорит, приехал из Ленинграда, по личному вопросу. Он уже давно ждет, я сказала, что у вас прием.

«Отец!» – вспыхнуло в мозгу.

Я вскочила, стянула с головы колпак, лихорадочно пригладила волосы.

– Где он?

– В смотровом боксе.

Я сделала несколько медленных вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. Это было так неожиданно, я оказалась совершенно не готова к этой встрече. Пыталась ощутить радость – и не могла. Я представила, как вхожу и вижу отца… Что дальше? Мы обнимемся? Да, наверное. Потом начнем говорить одновременно, торопясь и сбиваясь… Он приехал один? Или с женой и падчерицей? На несколько дней или останется на мою свадьбу?

Прошло не меньше пяти минут, когда я, наконец, вышла из кабинета и направилась к смотровому боксу. У двери помедлила, провела влажными ладонями по лицу, закусила от волнения губу и повернула ручку.

Мужчина, повернувшийся от окна, был мне незнаком.

Я смотрела на него, машинально отмечая детали, которые навсегда врезались в мою память.

Около сорока. Высокий, худощавый, сутуловатый. Каштановые волосы с небольшими залысинами. Тонкие черты удлиненного лица. Очки в роговой оправе. Серый вязаный свитер, черные вельветовые брюки. Крупные кисти рук, на левом запястье – часы «Полет». От него не исходило никакой опасности, но мое сердце тревожно вздрогнуло.

Он первым нарушил молчание.

– Здравствуйте, Зоя Евгеньевна.

Я кивнула, продолжая удивленно на него смотреть, понимая лишь, что этот незнакомый мужчина – не мой отец, и пытаясь связать разрозненные факты, главным из которых оставался тот, что мужчина приехал из Ленинграда.

– Меня зовут Виктор Сергеевич.

– Я вас не знаю.

– На самом деле это не совсем так. Мы действительно ни разу не встречались, но…

– Послушайте, – нетерпеливо перебила я, – вам, наверное, нужна какая-то