Людоед - Александр Юрьевич Сегень

— Ну, эта еще ничего себе. Но тоже истукан, бой-баба. Не думаю, что в его вкусе.

— Исключаем. Теперь балетница. Оленька Лепешинская. Тоже Большой театр, прима-балерина.

— Ну, вот эта еще ничего, даже, можно сказать, вполне годится, — оценил Белецкий.

— А носяра? — ревниво возразила Шагалова.

— У грузинок многих длинные носы, и ему могло нравиться.

— А я читала, что грузинская женская красота его не привлекала.

— А Надюша? Похожа была на грузинку.

— Лишь с первого взгляда. Нет, Наз, не думаю, что Лепешинская имела с ним трали-вали. Он называл ее стрекозой, даже подарил хрустальные фужеры с гравировкой «Попрыгунье стрекозе от Сталина», и первую Сталинку она получила среди балетниц. Но чутье подсказывает — только аплодировал. Может, даже и танцевала специально для него на Ближней даче, как в том американском фильме.

— Кстати, о том фильме, — вспомнил Назар. — Я как-то после его просмотра задумался и перестал уважать наших. Американцы берут и гадят на нашего Сталина. Возьмите и в ответ снимите кино, как Кеннеди ел жареных вьетнамских детишек и насиловал вьетнамских лолиток. Какой визг поднимется! А знаешь, почему никто не станет такое снимать?

— Конечно, знаю, — фыркнула Регина. — Потому что всем хочется в Штатики ездить, а там, глядишь, и в Голливудик пригласят.

— Слушай, Рыжая, а давай мы лучше против какого-нибудь америкоса забабахаем фильмец! — осмелел Белецкий. — Кого для них будет больнее клюнуть?

— Запросто! — засмеялась Шагалова. — Рейгана возьмем. Он был назван величайшим американцем в проекте типа нашего «Имя России». Покажем, как он в Берлине с Горбачевым в одной кроватке. Еще напридумаем всякого, мало не покажется. Вот только кто нам деньги за такое отстегнет? Так что, увы, мой милый, придется пока Кобу отрабатывать.

— Кто там еще из бабёшек?

— Вот еще экземпляр, полюбуйся, эта — лирико-колоратурное сопрано. Валерия Барсова. Тоже утверждали про ее связь.

— Ну, эту я бы даже Ягоде не предложил! — поёжился Назар. — Скрой с глаз, а то приснится. Да и вообще, на фиг этих из Большого театра. Киношницы где? Серова там, Ладынина, Окуневская? Про них же тоже сплетничали.

— Серову он часто приглашал в Кремль и сажал рядом со вдовой Чкалова как вдову другого хорошего летчика. Но не более. Ему и фильмы с ней не очень нравились. Ладынина — Боже упаси! Окуневская врала в своих воспоминаниях, будто ее насиловал Берия и безнадежно добивался Сталин. Скорее всего, эта блудливая актриска сама за ними бегала: «Насилуйте меня! Ну, изнасилуйте меня!» И если с Берией прокатывало, то за нашим орлом она гонялась безуспешно. Нет, Назон, не было у него ни с актрисками, ни с балетницами, ни с певичками. А вот что у него замутилось в конце тридцатых и до конца жизни с Валечкой Истоминой — это тайна, покрытая мраком. От нее, как ни странно, только одна фоточка осталась. Здесь ей тридцатник с чем-то или даже сорокетка, крепенькая такая, а в прислуги на Ближнюю дачу она поступила совсем молоденькой. Светлана пишет, что у нее рот не закрывался от смеха. А Коба любил смешливых бабенок. Думаю, ему с ней просто было легко и весело, не более.

— Это она больше всех рыдала на похоронах?

— Она. Но не потому, что он был ее трахтором. Просто и ей с ним было легко и весело все годы, пока она работала в Волынском. А вообще, я вот что хочу сказать. Сталин нигде и никогда не дал понять, что у него с кем-то после Нади случался трахтенберг. И это лишний раз подчеркивает, что он был настоящий мужик. Только ненастоящие на каждом углу хвастаются: эту поимел, эту завалил. Блок вон составлял свой донжуанский список, а девки потом глянули в него и смеялись. Одна вспоминала, как он у нее пьяный в квартире на полу переночевал, ушел, даже и не заметив ее, а дома вписал девушку в свой списочек.

— Так что же? Получается, тут мы ничего не наберем? В смысле компромата по женской линии?

— Да и не надо. Наша задача — показать, как он советский волшебный фонарь разбил. И сапогом расплющил. А главная женщина Сталина это знаешь кто?

— Кто? Ты, что ли, Рыжая?

— Ну я, конечно!

— Понятно... Слушай, Рыжая, а что, если он привозил к себе на Ближнюю дачу молодых телок и их ел? А эта Истомина ему их готовила. Приготавливала ему из них самые разнообразные блюда. Как тебе такая идея? Людоедство! И назовем наше кино не «Кинокладбище», а «Людоед». Про людоеда всем захочется посмотреть.

— «Людоед» хорошее название, — согласилась Регина. — Но деньгодатели хотят в названии, чтобы был Сталин. А «Людоед Сталин» уже плохое название.

Стук бильярдных шаров

Назар проснулся в четыре часа ночи оттого, что Регина стонала во сне, стал прислушиваться и не понял, это стоны ласкаемой вакханки или терзаемой жертвы. Погладил ее по плечу. Она затихла. В доме воцарилась кромешная тишина. В сердце Белецкого заговорила неясная тревога. Подумалось, что в тридцатые годы люди точно так же просыпались среди ночи и не могли уснуть в тревоге за свою жизнь: вот сейчас нагрянут, станут стучать в дверь, предъявят ордер на обыск и арест... Слава богу, сейчас не сталинские времена!

Он стал думать снова о мотивациях поведения Сталина и о том, какой бы сочинить неожиданный ход в их будущем документальном сериале. И неожиданно придумалось очень даже эффектное. Гримироваться под Сталина! Все уже привыкли к импозантной внешности Белецкого, его длинным волосам, как у Никаса Сафронова, а тут вдруг увидят иной образ. Отлично! Причем вот как: в первой серии он будет похож на молодого Сталина, двадцатилетнего, как на фото рубежа столетий, где он в пиджаке и клетчатом платке, худой, бородка, усики, в прическе и во взгляде — сплошная поэзия. Захотелось разбудить Регину и сообщить ей клёвую идею.

И вдруг он услышал отдаленное клацанье где-то внизу, на первом этаже. Что-то упало? Усилился дождь, ливший всю ночь? Но нет, не прошло и минуты, как клацанье повторилось, и он понял, что это стук бильярдных шаров. Снова все стихло, только дождь шумел за окнами. И вновь через полминуты звук повторился. Что это?! В прошлый раз сам собой включился телик, но это вполне объяснимо, а сейчас? Там внизу