Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг

в моем состоянии. Я огляделся. Пит спал, полусидя, прислонившись к дереву и нелепо уткнув подбородок в грудь. Эдгар лежал трупом, и только по движению травинок возле его рта я с облегчением уловил в нем признаки жизни. Из «коты» доносился храп. Чья-то волосатая нога торчала из-под черного полотнища – чья, одному богу известно. Вышитый олень над нею презрительно вздернул морду. Я вздохнул.

– Ты прямо какая-то бодрячка, и откуда только силы берутся? – спросил я.

Хильма хихикнула и сочувственно посмотрела на меня, как добрая старшая сестра. Она потянулась, подняла с земли пустую бутылку и потрясла ею у меня перед носом. Потом подняла вторую. Она тоже была пустой. Получается, что мы приговорили целых две бутылки? Наши ночные посиделки были покрыты свинцовым мраком.

– Просто я не пью всякую дрянь, – сказала Хильма. Прошло некоторое время, прежде чем наш лагерь несколько ожил. Пит прямиком потопал к воде, откуда вскоре раздалось громкое фырканье и уханье. Мокрая одежда облепила все его тело, но настроение после купания явно улучшилось. Хильма изо всех сил торопила нас. Никто не сопротивлялся. Она сама распорядилась, что Рихард, Генрих и Пит поедут через Тауху. Остальные, в том числе и я, через Кляйнпёзну.

Пока все собирали палатки, я по заданию Хильмы принялся сочинять объяснительные записки – кто кого и где навещал. Я старался писать по возможности взрослым почерком и строго следил за тем, чтобы не затесалась какая-нибудь орфографическая ошибка. Когда я закончил работу, мне стало плохо. Порывом ветра нагнало рябь на воду в нашем озере. Я посмотрел наверх. Правый край темно-синего неба окрасился грязно-серым цветом. Обратная дорога, похоже, будет мокрой.

– Ну что, пора? – сказал Макс, прощаясь. – Мы поедем через Мёлькау, а вы – какой-нибудь другой дорогой, хорошо?

Мы кивнули. Все пожали друг другу руки.

– Когда увидимся теперь? – спросил он. – В сентябре будет Малая ярмарка![30] Мы собираемся на открытие. А вы?

– Да уж не пропустим! – ответил Генрих за всех.

Мы двинулись в путь, сначала пешком, продираясь с нашими велосипедами сквозь тростниковые заросли к тому леску, из которого вышли в пятницу.

Какую-то часть дороги мы проехали вместе. У церкви в Герихсхайне мы разделились. «Похожа на нашу Конневицкую эта церковь, только поменьше», – подумал я. Хотя здесь, наверное, не собираются шалопаи-забияки вроде нас. На меня накатило странное чувство. Как будто что-то закончилось, не успев начаться.

– Вы там осторожнее, – сказал я.

Генрих подмигнул.

– Вы тоже не балуйте, – бросил он напоследок, и троица исчезла в проулке между двумя домами.

Хильма, Жозефина, Эдгар и я поехали в южном направлении.

Порывом ветра изрядно тряхнуло наш скарб, притороченный к велосипедам. Следом налетел еще один. Мы катили по проселочным дорогам, которые только кое-где были заасфальтированы – по таким быстро не проедешь. Слева и справа тянулись взбаламученные желто-зеленые поля, заходившиеся в причудливых танцах. На горизонте сверкали молнии.

За Бойхой упали первые капли, крупные, как леденцы. И вот уже дождь опустил свой тяжелый занавес. Несколько секунд – и мои носки промокли насквозь. Видимость была отвратительной, но я старался не терять общий обзор. Нарваться сейчас на пост добровольной дружины было бы последним делом.

Мы добрались до города без всяких проверок. Быть может, посты убрали из-за плохой погоды, а может быть, на этом участке они вообще были не предусмотрены. Неважно. Главное, что мы доехали.

И тут у Жозефины спустила шина на переднем колесе. У нее был черно-серебряный дорожный Diamant, такой же элегантный, как она сама, – с нашими не сравнится. Я внутренне развеселился. Надо же, чтобы это случилось именно с ее красавцем. Проржавленный драндулет Эдгара с гордым видом проехал мимо. Жозефина ругнулась. Ремонтный набор остался у Генриха.

– Да тут осталось всего несколько километров, – сказал я. – Пойдем пешком.

– А мы? – спросил Эдгар.

– А мы поедем, – ответила Хильма. – Вы ведь и без нас справитесь? – Она наградила меня многозначительным взглядом.

– Конечно, – сказал я.

Мы шли, катя велосипеды рядом с собой. Я смотрел в сторону. Жозефина держалась как загадочный сфинкс. Сердится из-за поломки? Радуется, что я ее провожаю? Я не знал. Молча шагали мы бок о бок, мокрые как мыши.

Дождь прекратился. Голубое небо, яркое, как глаза Жозефины, поприветствовало нас, выглянув из-за серых туч.

– А у тебя есть братья или сестры? – спросил я.

Жозефина, продолжая катить свой велосипед, кивнула. Мы как раз перебирались через лужу.

– Сестра, младшая, – сказала она наконец, – Клара. И брат еще был, старший. Ганс. Умер семь лет назад.

Мне опять как-то резко поплохело. Шнапс снова напомнил о себе – в животе и голове разлилась какая-то муть. Что на это сказать? Я пытался найти хоть какие-нибудь подходящие слова, но они не находились, потому что никакие слова тут не подходили. И тут как-то так получилось, что моя рука сама собой легла Жозефине на плечо. Бархат ее куртки холодил.

– Сочувствую, – сказал я. – Наверное, это очень тяжело.

Жозефина смотрела прямо перед собой.

– Да, тяжело. Особенно потому, что от родителей – никакой поддержки. Скорее наоборот.

Опять родители. Может быть, как раз сегодня ей хочется поговорить о них? Я не знал. Не понимал. Не мог разобраться. Мне хотелось все сделать как надо. Выглядеть понимающим, взрослым. Умным. Но, в сущности, я не имел ни малейшего представления. Ни малейшего представления о том, как разговаривать с девочками, которые тебя интересуют. И уж совсем не представлял себе, как нужно разговаривать с девочкой, у которой умер брат и нелады в семье. Разве такой груз, который она носит в себе, может сравниться с моими проблемами? «Лучше ничего не говорить, чем сказать какую-нибудь ерунду», – подумал я и промолчал.

Мы шли мимо южного кладбища. Почти уже отцветшие рододендроны наполняли воздух сладковатым запахом. У железнодорожного перехода на Мюнхенерштрассе Жозефина остановилась. На той стороне начинался уже наш район.

– Езжай вперед, – сказала она. – Родители. Клиенты. Ну ты понимаешь.

Я кивнул.

– Мне понравилось, – сказал я. – Понравилось, как мы провели время на выходных. Как провели время с тобой.

Жозефина смерила меня взглядом.

– Мне тоже, – сказала она.

К чему это относилось, осталось неясным. Я поехал. На следующем повороте я обернулся. Жозефина подняла руку и помахала мне. Она улыбалась.

11

Мокрый ветер бил мне в лицо, хотя сверху пригревало солнце. Я никак не мог разложить по полочкам последние события. Слишком много всего произошло за короткое время. Я понял, что мне совершенно не хочется возвращаться в родительскую квартиру. Там меня ждали вопросы, честно ответить на которые у меня не было никакой возможности.