Почти 15 лет - Микита Франко

они со Львом так ругались, когда формировали список гостей.

Славе было некого позвать. Просто некого. Последний раз у него были друзья в двенадцать лет – дружба пяти Повер Рэнджеров закончилась травлей, когда Красный оказался геем. Наверное, это несколько трусливо и глупо (а может быть и не глупо: всё-таки Славу били и пытались раздеть, предварительно запихав в женский туалет, его лучшие друзья), но с тех пор способность заводить доверительные отношения у него атрофировалась. Он удивился, когда так легко впустил в свою жизнь Льва – после всего, что тот о себе рассказал, и даже обрадовался, что снова способен на доверие. Вот только друзей Слава больше не заводил. А теперь, когда Лев ударил его, даже не удивился. Ничуть. В первую секунду он подумал что-то вроде: «Ну вот».

Ну вот, я давно этого ждал.

Потому что, на самом деле, он ему никогда не доверял. Он ему многое доверил – детей, свою жизнь, планы на будущее – но никогда не доверял. Так странно, что одно может быть без другого. Но раз он даже не удивлен, значит, так и есть?

Накануне отъезда, ещё в России, они долго о списке гостей.

- Я против Артура, — говорил Слава.

- Почему?

- Он меня напрягает.

- Тем, что помогал Юле? – хмыкнул Лев.

У Славы челюсть свело от злости. Он выдавил:

- Ничем он не помог.

- Хотя бы пытался.

- Зачем он там нужен? Вы что, лучшие друзья?

- Нет, но он узнает, что была свадьба, а я его не позвал, потом будет ныть…

- Ты хочешь позвать на свадьбу человека, который испортит мне настроение, потому что не хочешь, чтобы он потом ныл? – уточнил Слава.

- Относись к этому проще, – посоветовал Лев.

Слава промолчал, не в силах рассказать, почему не может относиться проще. Теперь ему так легко вспоминались эти моменты: моменты, разоблачающие их недоверие.

Слава не заметил, как офисное здание в тридцать этаже выросло перед ним, как из-под земли, и пришёл в себя, только когда Ваня подскочил с удушающими объятиями, чуть не сбивая с ног.

Ваня выглядел весёлым. Он ещё не знал, что случилось дома, он был частью той жизни.

Слава улыбнулся ему, взял за руку, и они пошли в обратном направлении. Ваня бежал вприпрыжку, рассказывая, как прошёл урок, а Слава слушал вполуха, не понимая, что теперь делать: как он приведет ребёнка в эту квартиру, как объяснит, что в ней произошло? Как объяснит отмену свадьбы?

Да и как её отменять? Как расходиться, когда ни один из них не может никуда уйти? У них ничего и никого здесь нет. Их бюджет ещё никогда не был таким общим, а теперь, когда Лев не работает, когда он пообещал ему, что будет работать за двоих и этого хватит, отправить его восвояси было бы просто жестоко. Они так не договаривались.

И бить друг друга тоже не договаривались.

Почему самое худшее в их отношениях произошло в тот момент, когда они оба так уязвимы, беззащитны и остро нуждаются в поддержке друг друга?

«Потому что ни в какие другие моменты это просто не могло произойти»

Дома было спокойно. Никто никого не убил, но никто ни с кем и не разговаривал: Мики не выходил из своей комнаты, Лев – из их спальни. Но напряжение висело в воздухе и, казалось, имело реальный вес, плотность и даже запах – настолько оно было ощутимым. Ваня, едва очутившись на пороге, резко помрачнел. Слава не стал ему ничего объяснять, хоть и видел, что мальчик ищуще ловит его взгляд.

Вечером, перед сном, когда пришло время принимать решение, кто пойдёт спать на диван, а кто останется в спальне, Слава, планировавший сказать: «Тебе лучше занять гостиную», отчего-то сказал совсем другое. Он сказал:

- Тебе лучше… вернуться в Россию.

- Слава, это импульсивно.

- Кто бы говорил.

- Давай успокоимся, прежде чем принимать какие-либо решения, - попросил Лев.

- А я спокоен.

Он взял с кровати подушку, вытащил из шкафа ещё одно одеяло и решил, что займёт гостиную сам.

Почти 15 лет. Лев [9]

Лев чувствовал себя ребёнком, которого отругали. Он замечал такое за сыновьями: стоило прикрикнуть на Мики или Ваню, как те в два счёта успокаивались, наводили спешный порядок в комнате и мыли посуду. Нежелание жить в ссоре вынуждала провинившихся хулиганов превращаться в шёлковых и послушных детишек, а Льва вынудила стать идеальным мужем.

Из домохозяина, недовольного своим положением, он превратился в домохозяина, с радостью выполняющего свои обязанности: посмотри, какие у нас сытые дети, посмотри, как чисто дома, и посмотри, какой я счастливый жду тебя с работы.

Славу это не впечатляло. Когда наступал поздний вечер, он оставался спать в гостиной, и никакие уговоры Льва не работали.

Через три дня напряжение достигло максимума, и Слава сказал, что нужно отменять свадьбу. Оторопев от такого поворота событий, Лев сперва прибегнул к практическим аргументам: мало того, что они сами вложили кучу денег в подготовку мероприятия, так ещё и посторонние люди успели потратиться на билеты, которые, учитывая отсутствие прямых рейсов в Ванкувер из России, всем обошлись очень дорого.

Не впечатлённый столь пламенной речью, Слава флегматично ответил:

- Я верну им эти деньги.

- Мы сейчас не можем возвращать никому деньги, - терпеливо произнёс Лев. – Они нам самим нужны.

- Мы? – переспросил Слава. – Нам?

Сердце ухнуло вниз.

- А мы что… больше не «мы»? – осторожно уточнил он.

- Я сказал тебе уехать, – напомнил Слава. – Или уйти… Не знаю, как хочешь. Я хочу разойтись. И нет больше никакого «мы».

Боль, разрастающаяся эти дни, как плющ, достигла своей наибольшей силы, обвила сердце, легкие, рёбра — и сжала. Одновременно.

Лев, превозмогая эти ощущения, негромко произнёс:

- Слава, это же нечестно.

- Что именно?

- Четырнадцать лет вместе и только один дурацкий удар…

- Где один, там и второй.

- Неправда! Разве за все эти годы я хоть раз поднимал на тебя руку? Или пытался физически навредить? Почему ты сейчас всё перечеркиваешь? За что называешь насильником?

- Потому что на протяжении четырнадцати лет с нами не случалось ничего подобного, – напомнил Слава. – Нам сейчас тяжело. И тебе, и мне, и детям, потому что эмиграция – это стресс. Мы в одной лодке, но эта лодка как посреди шторма в океане. И в момент, когда нам нужно