Остров Немого - Гвидо Згардоли

Ознакомительный фрагмент

на череду сменяющих друг друга одинаковых эпизодов. Он мог говорить, но его всё равно называли Немым – из-за отказа озвучивать недостойному миру свои мысли. Прошло немало времени, прежде чем Немого назначили смотрителем маяка и кроткая Гюнхиль стала его женой, вытащив со дна в живой и чувственный мир. Прежде чем он обрел гармонию с самим собой – в тот день, когда в его доме появился ребенок, новая маленькая жизнь.

Арне не хотел, чтобы дети знали о его прошлом. Но после смерти их матери Гюнхиль ее отец, Пелле Йолсен, старый торговец, много лет назад распознавший в Арне чистую душу и назначивший его в благодарность за спасение дочери королем одинокого маяка, решил рассказать старшим внукам правду о прошлом их отца. Он сделал это, потому что не хотел умирать с такой тайной в сердце. Потому что на склоне лет Йолсен стал свободнее и проще и осознал, что старость – это время говорить то, что думаешь. И, наконец, он любил Арне и желал, чтобы его дети знали о непростом пути отца. Йолсен считал, что это не уронит Арне в глазах сыновей, а, напротив, заставит больше его уважать и ценить.

Дедушка Йолсен велел Эйвинду передать всё младшим братьям – втайне от отца. И с того дня мальчики хранили секрет, как сокровище. Он объединил их прочнее, чем кровь и годы жизни на острове без материнской ласки. Знание о прошлом отца усмиряло их гнев, когда Арне перегибал палку. В такие моменты братья переглядывались, скрывая сочувственные улыбки. Несмотря на то, что их отец оставил в прошлом прозвище Немой, он по-прежнему любил запереться в упрямом молчании. Остров Немого – так в порту до сих пор называли их дом.

– Так что ты делал в таверне? – повторил Арне вопрос.

– Ничего, – ответил Эйвинд.

– Тогда зачем ты пошел туда?

Эйвинд посмотрел на братьев: они опустили головы и уткнулись в тарелки. Отец продолжил есть, и тишина снова заполнила пространство, разлетелась по комнате, как незримая пыль. Отец думал, что победа осталась за ним.

Но через пару недель всё повторилось снова.

– Там один парень в порту… Он рассказывал о жизни на севере, – поделился Эйвинд.

– Ну и какая же там жизнь? – с несвойственным ему сарказмом спросил Арне.

– Он говорит, что работал на лесопильне… и если кто-то хочет из нас, то мы тоже можем…

– Вранье! – прервал его отец, давая понять, что не намерен обсуждать это.

Так продолжалось некоторое время. Всякий раз, когда Эйвинд упоминал о встрече с кем-либо в городе, Арне пресекал его рассказы на корню, высмеивая робкие суждения сына. Он давил авторитетом и в любом вопросе последнее слово оставлял за собой. После таких разговоров каждый раз наступала тишина. Молчание служило своеобразным укрытием для Арне, было его собственным знакомым миром, где он не знал ни беспокойства, ни страха.

Но попытки образумить Эйвинда ни к чему не привели. В сознании юноши уже завелся жучок, который постоянно подтачивал мысли и не давал покоя. Каждый раз он возвращался из города с какой-то новой историей. То героем его рассказов был моряк, поведавший о далеких странах и китобойном промысле, то рабочий с железнодорожной линии Кристиансанн – Эйдсволл, то семья, которая готовилась к путешествию по необъятному Атлантическому океану, чтобы начать новую жизнь в Северной Америке.

Все эти люди заражали идеями, и Арне тревожился, что однажды мысли о новой работе или далеких землях отберут у него детей. Цепи, сковывавшие обитателей острова, становились всё тоньше и могли разорваться при первой буре. Если это случится, остров останется один. Нет, конечно, Арне останется здесь до конца. Среди этих камней он нашел свое укромное пристанище, стал частью скалы, единой плотью с маяком. На острове он доживет оставшиеся дни. Но его мальчики! С тех пор, как они появились на свет, смотритель считал их продолжением острова и всеми силами защищал эту связь. А теперь Арне чувствовал себя слабым, уязвимым, беспомощным. Он понимал, что если старший сын уйдет, то не останется никто. И потому смотритель маяка противостоял Эйвинду – всё с большим упорством, с растущей враждебностью. Дошло до того, что он запретил сыну бывать в городе и сам покупал всё необходимое у старого Финна Хёбаака, который всё еще ходил по проливу между островом и портом.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил Эйнар у брата, когда однажды утром они ремонтировали лодку. Братья растопили смолу в котле и промазывали дно лодки, присев на корточки, – точно как в детстве, когда, сидя так, распугивали кроликов.

– С чего ты взял?

– Ну-у… Ты ведь ищешь работу? Разве нам не хватает ее здесь?

– Это не та работа, которую я хочу.

– А что тогда ты хочешь?

Эйвинд указал на маяк:

– Видишь смотровую площадку там, наверху?

– Вижу.

– Всё, что мы можем, – наблюдать за проходящими кораблями.

– Не понимаю тебя, брат.

– Смотри! Корабли здесь никогда не швартуются! Они проходят мимо – и всё! Я говорю о том, что мы только наблюдатели. Просто ждем китов.

– Китов?

– Ну неужели ты не знаешь? Когда увидишь кита, надо закрыть глаза, скрестить пальцы и загадать желание. И если кит выпустит фонтан, то оно сбудется!

Это было старинное суеверие моряков. Но Эйвинд, в отличие от братьев, не верил в такие вещи. Внезапно раздался голос Арне:

– Вы закончили свою бесполезную болтовню? Эйвинд, мне нужна помощь с лампами!

И когда старший сын послушно встал и направился к маяку, отец задумчиво посмотрел на него, на его удаляющуюся фигуру – каменным, почти неподвижным взглядом. И это не ускользнуло от Эйнара.

– Ты ведь ничего не знаешь о той жизни, – сказал Арне тем же вечером перед гаснущим огнем камина, напрасно пытаясь донести до старшего сына свои мысли. – Ты ничего не знаешь.

3