Жизнь по чужим правилам - Ольга Тиханова

оказался не у дел. Пытался где-то выставить свои работы, но после пары неудач опустил руки. В смысле понял, что все вокруг полные идиоты с заштампованными взглядами на высокое и просто не понимают его творчества. Надо подождать. И он ждал.

Ждал, что однажды повторит свой давнишний успех и поедет-таки в Париж. Его звезда загорится вновь, о нем вспомнят, оценят, окутают признанием и восхищением.

В жизни многих творцов часто бывает некая трагедия, не позволившая стать им признанными при жизни (после смерти, как правило, тоже). Чаще всего это – «все куплено», «вредят завистники», «не понимают» и тому подобное. Для Николая этим черным лебедем стала та самая сорвавшаяся выставка в Париже. Он почему-то уверовал в то, что она обязательно должна была быть, а когда этого не произошло, воспринял как драму, расколовшую жизнь на «до» и «после».

Естественно, запил. По-черному.

Лечился. Получал разовые заказы. Развелся.

Снова запил.

Так и повелось дальше. Пил. На время приходил в себя, начинал работать, появлялись заказы. Снова пил. Снова приходил в себя. Ругал современных художников-бездарей, сволочей-критиков, которые сами ничего не умеют, только жизни ломают талантам. Журналистов-шакалов продажных! И баб заодно. Ослепли, не могут увидеть рядом талант! Жертвенности ни на грош в них. Посвятить себя гению ни одна не готова, кишка тонка!

Вполне логично, второй раз не женился. Предпочитал заводить связи для творческой подпитки, как сам же выражался.

Но все изменилось, когда в его жизнь вошла Виктория. Именно так он и говорил самой Вике, называя ее всегда полным именем.

– Называет меня своей главной победой – Викторией! – стабильно пару раз в неделю напоминала подруге влюбленная. Ей самой это казалось страшно оригинальным, судя по тому, как ее глаза замирали где-то в районе горизонта.

Николай засыпа́л ее поэтичными сообщениями, бесконечно благодарил за то, что вернула к жизни, к вере в любовь, но главное – за то, что смогла понять. Пока был трезвый. Длилось такое блаженство обычно пару недель.

Потом обязательно что-то случалось – встреча с другом, спор с оппонентом, срыв заказа или появление заказа – и Николай выпивал. И с первым же выпитым бокалом исчезал из жизни Вики. Не звонил, не писал, не отвечал на звонки и сообщения. Либо отвечал что-то вроде: «Мне нужно побыть одному».

Вика таяла на глазах. Плыла из одного дня в другой, как упавший лист в ручье. Пока Николай не появлялся вновь. В ту же секунду она начинала дышать снова.

Так прошел почти год.

Николай исчез в очередной раз. Вика в очередной раз сообщила об этом трагическим тоном перед первой парой: «Не отвечает со вчерашнего дня…»

На лекциях ее глаза то впивались в мобильный телефон на коленях, подло не подающий признаков жизни, то резко поднимались в потолок. И было видно, как через нижнее веко вот-вот, как из переполненной чаши, польется поток самых горьких слез.

Ира вздыхала и старалась не смотреть на соседку. Потому что очередные крамольные мысли уже вовсю семафорили: «Зачем ей это надо? Неужели она сама не понимает?» Опомнившись, она опустила мысленный шлагбаум с табличкой «СТОП! Мы же подруги…».

Вика страдала всю неделю. А делала она это всегда основательно: вялые жесты, тоскующий взгляд, безжизненное выражение лица, ни одной улыбки и монотонный голос. В таком состоянии она провела даже студенческую спонтанную тусовку по случаю пятницы. Собрались в одной из аудиторий, включили музыку, сбегали за водкой и соками, нарезали закуски: плавленые сырки, шпроты, черный хлеб, соленья. Девушки все красиво сервировали бумажными салфетками нежно-розового цвета. Ребята отвечали за шутки и общую атмосферу.

– Вик, ну улыбнись хоть раз для разнообразия… – не выдержала Ира.

– Он так и не позвонил, – на своей волне ответила подруга.

– А может, и хорошо? Может, и не надо?

На нее уставились два испуганных глаза. Ну хоть какая-то эмоция!

– Нет, правда. Ты сама не устала от этого? Он же над тобой издевается. Надо ему – поманил, не надо – пропал. Живет своей жизнью, а ты ждешь. Нет, тебе самой это нравится? Вот такое отношение к тебе?

– Я его люблю, – с вызовом заявила Вика. – И он меня.

– Уверена? А где он сейчас, не задумывалась? Странная какая-то любовь у него. Ты без него дня прожить не можешь, умираешь, а он уже неделю не проявляется, и ничего…

Вика сжала зубы, а потом резко заплакала.

Ира сочувствовала, конечно, но сил жалеть и говорить слова поддержки не было. А может, просто не хотелось. Она пожала плечами, бросила: «Как хочешь» – и пошла к столу с нехитрым фуршетом.

Через месяц Вика пригласила Иру на ужин к Николаю, познакомить подругу с любимым:

– Сама все поймешь, как познакомишься. И перестанешь задавать эти свои вопросы.

На пятом этаже сталинской пятиэтажки Ира ожидала увидеть нечто этакое вроде студии, под стать творческой личности, необычное пространство с перепланировкой и с балконом-террасой, но оказалась в типовой двушке. С добротным темным паркетом, деревянными дверьми ему в тон. Хозяин сразу проводил их в комнату, поэтому только мельком Ира заметила часть кухни: окно с деревянными рамами и сдвинутой на одну сторону занавеской. Часть петель оборваны, поэтому она висела какой-то забытой случайной тряпкой на коричневом, сильно выступающем вперед карнизе. Возникло страстное желание подойти и поправить ее, распределить по всему окну, как положено. Аж зудело!

В комнате занавесок вообще не было. Ира решила, что лучше уж так, чем как на кухне. Зуд утих. На подоконниках – книги. Судя по слою пыли на них, явно для антуража. Светлые обои, ковра нет, у стены в самом центре красивый старинный комод на крепких ажурных ножках. Столешница комода заставлена маленькими фигурками, как догадалась Ира, – творениями Николая. В центре комнаты стояли стол и три кресла, очевидно, принесенные по случаю ужина. Больше мебели не было. Зато в каждом углу стояли скульптуры.

– Это все Николай… Смотри, какая красота… – шепнула Вика.

– Виктория, прошу! Без фанатизма, – польщенный Николай открывал бутылку шампанского. – Давайте лучше за знакомство!

Последующие часа два он не замолкал. Развалившись в кресле, травил байки из жизни советской богемы. Ира из вежливости улыбалась и тайком рассматривала светлый льняной костюм хозяина квартиры. Это была дорогая вещь человека с хорошим вкусом. Неброский, очень нетипичный для человека советской эпохи и для этой квартиры, с ее скудной и неопрятной обстановкой. Мысленно Ира сразу добавила к его рубашке другой воротник, более современный, – вещь сразу заиграла иначе, появился оттенок элегантной небрежности. Она улыбнулась своей такой удачной находке, и тут же поймала на себе пристальный взгляд