Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

– А мама что?

– Сказала, чтобы я ложилась спать.

– Больше тебя никто не обидит! – глотая слезы, пообещала я.

– А ты мне что-нибудь принесла? Когда к другим девочкам приходят, им всегда приносят.

– Да! – Я спохватилась. – Вот, держи.

Я дала Снежане конфеты. Она схватила их, развернула и сразу обе положила в рот. Принялась жевать, жмурясь от удовольствия. Чувство жалости стало невыносимым. Я отвернулась, чтобы дать девочке спокойно доесть.

– Ты меня заберешь? – спросила она, вытирая рукавом испачканные шоколадом губы.

Я растерялась. Рано было ее обнадеживать. Я не успела сходить в отдел опеки, чтобы сообщить, что вопрос с жильем будет в скором времени решен, и взять список необходимых для удочерения документов. Все происходило настолько быстро, что я еще даже не решила, чье предложение приму – Вахидова или Фаины Кузьминичны. Мне вообще казалось, что я сплю и вижу затянувшийся сон, в котором события сменяют друг друга словно в калейдоскопе.

Ответить я не успела: дверь открылась, вошел доктор Марченко.

Я поспешно поднялась с колен и привлекла к себе Снежану, словно боялась, что он ее отнимет. Мы схлестнулись взглядами. Вероятно, выражение моего лица было настолько красноречивым, что Марченко сказал:

– Не волнуйтесь, Зоя Евгеньевна, я здесь не затем, чтобы забрать Снежану. Я пришел, чтобы отвести вас к Николаю Александровичу. Он хочет с вами поговорить.

– Снежана пойдет со мной.

– Снежана останется здесь, – спокойно возразил психиатр. – Она поиграет, а потом вы сюда вернетесь. Разговор не займет много времени. Поверьте, это в ваших же интересах.

Я заставила себя оторваться от девочки и направилась к двери.

– Не уходи! – пискнула Снежана.

– Тетя Зоя скоро вернется, – сказал Марченко. – Поиграй пока в куклы. Скоро другие девочки придут с прогулки, и тогда придется с ними делиться.

А так можешь выбирать любую.

Снежана бросила на меня отчаянный взгляд, потом перевела его на стеллаж, где сидели в ряд куклы, и после недолгих раздумий направилась туда.

– Вот вам и детская преданность, – заметил психиатр, позволив себе намек на улыбку.

Из-за стола нам навстречу поднялся представительный мужчина лет шестидесяти с зачесанными назад седыми волосами, открывающими высокий лоб, с орденом Отечественной войны и медалью «За боевые заслуги» на лацкане пиджака. Он поздоровался со мной за руку и пригласил садиться. Я надеялась, что Марченко уйдет, но он остался.

– Да, вы действительно похожи, – констатировал Николай Александрович, изучив мое лицо. – Я запросил фотокарточку Зинаиды Коваленко из личного дела Снежаны, и могу вам сказать, что впервые сталкиваюсь с таким сходством. Теперь понятно, почему девочка приняла вас за мать.

– Она приняла меня за мать только в первую секунду. Потом поняла, что ошиблась.

– Не трудитесь доказывать, что Снежана умственно полноценна. Мы в этом уже убедились.

Я посмотрела на доктора Марченко.

– Да, – кивнул он, – вынужден признать, что с девочкой всё в порядке.

– Вынуждены? – возмущенно воскликнула я. – Вы предпочли бы, чтобы Снежана оказалась неполноценной, лишь бы считать себя правым?

– Тише, товарищ Завьялова, тише! – директор нахмурился. – Держите себя в руках.

– Извините, – пробормотала я.

– Пётр Вениаминович не так выразился. Конечно, он рад, что Снежана здорова. Между прочим, ему пришлось постараться, чтобы это выяснить. Девочка совершенно не хотела идти на контакт. Ее удалось разговорить только недавно. Но мы так и не узнали, каким образом она получила травмы, последствия которых были ошибочно приняты за симптомы дистрофии.

– Уже знаем, Николай Александрович.

– Вот как? – директор повернулся к доктору Марченко. – Снежана вам все-таки сказала?

– Не мне, – психиатр кашлянул. – Зое Евгеньевне.

Меня вновь охватило возмущение. Значит, Марченко специально распорядился о нашей встрече в игровой, чтобы, оставаясь невидимым, наблюдать за нами? Возможно, такую проверку проходили все потенциальные усыновители, но я почувствовала себя оскорбленной, словно за мной подглядывали в замочную скважину. Усилием воли я сдержалась – промолчала, понимая, что новая вспышка раздражения не сыграет мне на руку.

– В самом деле? – Николай Александрович перевел взгляд на меня. – И кто это сделал?

– Некто дядя Рома. Сожитель Зинаиды Коваленко.

– Надо выяснить, кто он такой. Позвоню в Богучанский отдел милиции. Что же, Зоя Евгеньевна, получается, товарищ Тобольская оказалась права: между вами и Снежаной установилась глубокая связь, иначе она не доверилась бы вам, не сказала того, что мы безуспешно пытались от нее узнать. Хочу вам сказать, если бы не вчерашний звонок Фаины Кузьминичны, вас бы сегодня здесь не было. Товарищ Тобольская много сделала для становления интерната, поэтому я не смог отказать ей в просьбе дать вам возможность увидеться со Снежаной, а заодно выяснить серьезность ваших намерений.

Николай Александрович сверлил меня цепким взглядом.

– Скажите, почему вы хотите удочерить Снежану? Одного внешнего сходства недостаточно для принятия такого важного решения. Вы не замужем, а растить ребенка из неблагополучной семьи в одиночку непросто. Не слишком ли вы торопитесь? Создадите семью, родятся свои дети…

– Снежана уже мой ребенок. Мы должны быть вместе. Разве так не бывает, когда с первого взгляда понимаешь: это твой человек?

– Бывает, – согласился Николай Александрович. – Пётр Вениаминович, вы сегодня наблюдали за Зоей Евгеньевной и Снежаной, когда они встретились. Что вы думаете? Не ошибается ли она в своей оценке ситуации, в своих ожиданиях?

– Между товарищем Завьяловой и Снежаной определенно установился контакт, – признал психиатр. – Встреча получилась весьма трогательной. Девочка явно к ней привязалась. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов их сходство. Посторонние не будут догадываться, что Снежана – не родная дочь Зои Евгеньевны.

– Насколько я знаю, для удочерения существует одно препятствие, – после паузы произнес Николай Александрович. – Зоя Евгеньевна проживает в ведомственном общежитии.

– Эта проблема уже решена. – Я покраснела. – То есть почти решена. Самое позднее через месяц у меня будет полноценная прописка.

– Да хорошо бы пораньше, чем через месяц. Поскольку установлено, что Снежана психически здорова, она не может содержаться в коррекционном интернате, а должна быть переведена в детский дом. Я могу потянуть время, назначив дополнительные сеансы психологической реабилитации, но не больше двух недель. Потом вам придется начинать все сначала, уже в Богучанах.

– Уложусь в две недели, – твердо сказала я.

– Хорошо. – Николай Александрович поднялся. – Можете вернуться к Снежане. Только ненадолго, скоро тихий час.

– Спасибо! А можно ей сказать, что скоро я ее заберу?

За директора ответил Марченко:

– Можно. Только ведите себя сдержанно, без экзальтированности, которую вы проявили при встрече. Снежане совершенно ни к чему новые переживания. Дети чутко считывают настроение взрослых и любят, что называется, «зеркалить» поведение.

Когда мы шли по коридору, психиатр замедлил шаг и спросил:

– Вы ведь поняли, Зоя Евгеньевна,