Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

вас буду молиться. А ты, непутевый, – оборотилась она к Шурке, – кланяйся отцу с матерью, благодари за гостинцы, что не забывают нас, грешных, пусть приезжают, всегда рады. Ну и все езжайте с Богом! Что-то мне погода нынче не нравится… – И она еще долго стояла и крестила и отъезжающих, и машину, пока они не скрылись окончательно из глаз.

Тогда она еще раз взглянула на небо, вздохнула, перекрестилась, утерла слезу и пошла в дом.

Всю обратную дорогу ехали молча. Погода и в самом деле переменилась. Ветер снова нагнал туч, они сгустились, затягивая плотным белесым полотном горизонты, опускаясь все ниже и ниже над головой, пока не повалил густыми хлопьями снег. На счастье (по молитвам отца Феодорита и матушки Людмилы), они успели выехать на шоссе.

2

Весь следующий день Галина с Алексеем отсыпались и отдыхали, набираясь сил для ночной рождественской службы. (Члены семьи отца Николая исполняли свои домашние послушания, как обычно.) До звезды ничего не ели. После постной трапезы (отварной рис с сухофруктами) отец Николай спросил, желают ли они исповедаться и причаститься на праздник. Галина сказала, что да, конечно, желают. Алексей испугался, но отказываться было неловко, и он тоже ответил: да. Галина внутренне ликовала.

Семейных, включая семилетнего Тишу, отец Николай исповедовал в своей комнатке дома, загодя. В церкви всегда суета в большой праздник, исповедовать домашних, тем более гостей, хотелось не наспех, внимательнее и подробней. Первой пошла исповедоваться матушка, она недолго пробыла в батюшкиной келье (малые искушения: осуждение, раздражение, подзатыльники детям). «Какие еще грехи могли быть у матушки, живущей почти что святой жизнью?» – думала Галина. За матушкой последовал старший сын Шурка, тот подзадержался подоле, вышел с красными глазами, скорее всего получил взбучку от отца, хотя, Галине казалось, более послушных и трудолюбивых детей просто не бывает в природе. Нюша выскочила через две минуты, улыбаясь матери кривоватыми зубками, всем видом показывая, что у нее, мол, как у ангелов, почти все в порядке. Семилетний Тихон крепился изо всех сил, чтобы не зареветь прежде времени: увы, у него с братом не всегда складывались идиллические отношения, но, как старший, он нес ответственность за все мелкие шалости, ссоры и даже драки и теперь боялся, как бы отец не лишил за все его проделки рождественского подарка. Но и Тихон вышел от батюшки утешенным и счастливым. Брат его Гриша по малолетству причащался без исповеди, но, чувствуя важность момента, переживал за Тихона и смирно, не разговаривая, сидел на диване, теребя плюшевого кота.

Чем ближе подходила очередь Галины, тем бóльшая охватывала ее паника. Когда же она исповедовалась последний раз? Она уже и не помнит. А грехов!.. Она никак не могла сосредоточиться, с чего начать: отношения с сыном? с Юрой? и… тем, сто лет назад уехавшим в Америку ее возлюбленным? Кто виноват, что ее семейная жизнь потерпела крах? Что больше, после первого аборта, она так и не смогла никого родить? Что мужа своего она горделиво отвергла, что сын ее в результате семейных нестроений прошел через ад чеченской войны и только по милости Божией стал, кажется, выправляться в нормального человека? Неужели во всем этом виновата она?! Как странно… А ведь она считала себя хорошей, во всяком случае, правой… А ее отношение к матери?.. Ужас! Ужас! Ни разу не приехала к ней до смерти! Не простила детских обид. Не помолилась ни за здравие, ни за упокой!.. Голова шла кругом. Она вошла к батюшке, потерянная, в хаосе непроясненных, обрывочных мыслей и разрыдалась.

Больше часа не выходила она из комнаты отца Николая. Все домашние, благополучно исповедавшись, давно разбрелись кто куда. Матушка с Нюшей готовили на кухне праздничную трапезу для разговения после ночной службы. Шурка ушел в храм, малышей уложили поспать перед всенощной. Алексей недоумевал, о чем можно столько времени исповедоваться? Неужели за целый час нельзя перечислить свои грехи? А сам он – что же? Что он будет сейчас говорить? Он решил честно признаться, что исповедуется в первый раз и – будь что будет.

Наконец Галина вышла заплаканная, но какая-то тихая и умиротворенная, как после отбушевавшей грозы умиротворяется, замирает вся природа, как бы погружаясь в самое себя, в свою глубинную суть, как погружается в самое себя непраздная молодая женщина, вынашивающая во чреве нового человека для Бога…

– Иди, – сказала она тихо Алексею. – Не бойся.

Алексей вскочил и бодро вошел в крошечную каморку отца Николая. В ней помещались только узкая кровать, письменный стол со стулом и огромное количество больших, малых и совсем малюсеньких икон. Они висели по стенам, над письменным столом, в красном углу, над кроватью, стояли на столе, лики святых были всё незнакомые, пожалуй, он узнавал только Господа и Божию Матерь…

– Батюшка, – преодолевая вдруг напавший на него непонятный страх, так что мгновенно пересохло во рту, сказал не своим голосом Алексей, – я вообще-то первый раз. Не знаю, что говорить.

– Ну что ж, вот и хорошо, что в первый раз, – весело воскликнул батюшка, – будем вместе думать и вспоминать… Заповеди знаешь?

– Заповеди? – напрягся Алексей. – Знаю… не убей, не укради, не прелюб… – он вдруг запнулся, внезапно вспомнив о Вере, и удушливая волна стыда и краски залила его лицо. Он замолчал и невольно опустил голову.

– В твоем возрасте, к сожалению, это частый грех, – сказал батюшка. – Люди отвыкли от чистоты и воздержания, им это кажется чем-то недоступным и, главное, ненужным. Высочайший дар Божий людям, благодатная супружеская любовь низведена до уровня животной случки, физиологической потребности. Большинство и оправдывает свою нечистоту естественными потребностями. Но Бог ожидает от нас совершенства. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» – говорит Христос. И это не метафора, это призыв для каждого человека, кто способен услышать, к святости. Заметь, Господь не призывает нас к монашеству, это – особый дар и подвиг, и не многим дано его понести, но супружеские отношения допускаются и благословляются только супругам… ты понимаешь?

– Да, – кивнул Алексей. – Я и хотел жениться, но она… погибла.

– Прискорбно. Ты молишься о ней?

– Н-нет… – растерянно произнес Алексей. – А разве… А как о ней надо молиться?

– Она крещена?

– Я не знаю…

– Это возможно выяснить? У родителей?

– Нет, – снова покраснел Алексей. – Я не знаю ее родителей. Она приезжая.

– Я дам тебе молитвы, которыми мы молимся, если человек некрещеный или мы не уверены, крещен он или нет. И ты должен молиться о ней до конца своей жизни, вымаливать ее у Бога, ведь она наверняка ушла без покаяния?

– Наверняка, – прошептал