Тата - Валери Перрен

БЛАНШ

Моя дорогая Аньес! Я не хотела! Потому что думаю, что не существую. Не должна существовать. Что от этого одно беспокойство. Сегодня 30 марта 2007 года, Колетт рядом. Она всегда была рядом. Она, к счастью, существует. Мы только что слушали «Вариации Гольдберга» в исполнении вашего отца. У меня закружилась голова от их красоты. Колетт просит, чтобы я поговорила с вами, потому что…

Пауза.

БЛАНШ

…я все время говорю с ней о вас, но ни разу не поговорила с вами.

Пауза.

БЛАНШ

«Поговори с ней о себе», – повторяет она. «Скажи ей», – твердит она. Без нее я бы никогда не осмелилась. Вы – знаменитость. Я чувствую себя мышью, которая родила гору.

Я провела с вашим отцом одну ночь.

Я думала, что ничего не скажу. Буду молча сидеть рядом с магнитофоном, чтобы вы услышали мое молчание, поняли, как пуста была моя жизнь без вас. Без нас. Пустоту, поселившуюся в душе в тот день, когда я отдала вас Ханне на заднем сиденье машины.

Пауза.

БЛАНШ

Шум мотора. Жан поцеловал меня, и они уехали.

Пауза.

БЛАНШ

Если бы мне однажды пришлось поговорить с вами, я бы предпочла сделать это по-настоящему. Но он все еще жив. И прячется. Он ищет меня. А если найдет, боюсь, и до вас доберется.

Пауза.

БЛАНШ

Молчание никогда не бывает спасительным. Оно может даже убить. Так-то вот. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что ношу вас. В пять месяцев я почувствовала у себя в животе… пузырики. Ваши первые движения. Ваше присутствие. Я не набрала ни грамма веса, у меня прекратились месячные… но так часто случалось… и я не поняла. Потом, осознав наконец, что беременна, я почувствовала огромное счастье, безграничную радость, но и кошмарный страх. Я никогда не собиралась оставлять вас у себя, Аньес. Я сразу поняла, что нам придется расстаться. Что нужно вырвать вас из адского хоровода. Что если он узнает, то убьет меня и вы будете в опасности. Он мог запереть вас, превратить в вещь, как меня, украсть душу, растоптать ее. На свете живут люди, наводящие на других ужас. Их больше, чем можно предположить. Существуют семьи-жертвы, страдающие под пятой тирана. Таких тоже очень много.

Я пошла не к Жану, а к Ханне, вашей маме. Это дело должны были решить женщины. Я ждала ее у служебного выхода после концерта в Табль-Клодьен, в Лионе. Нашла буклет с фотографиями и запомнила ее лицо. Жан в наш единственный вечер рассказывал о ней. Я задала много вопросов. Он описал их встречу. Упомянул записку в пианино. Я узнала, что Ханна – скрипачка, что во время войны семью Рубенов депортировали, а ее спасли и удочерили друзья матери, соседи по дому. Я подумала: «Родителями моего ребенка станут пианист и скрипачка, а не кто-то вроде меня». Я не могла допустить, чтобы он узнал о вас. Если бы Ханна отказалась, я родила бы анонимно и сразу покончила бы с собой. Я осталась жива, потому что однажды вечером встретилась с Ханной Рубен. Я привлекла ее внимание из-за внешнего сходства. Она подошла и спросила: «Вы же?.. У Колетт есть сестра? У Жана есть еще одна сестра?» Я опустила глаза. Я не знала, рассказал ли ей Жан обо мне. О нашей ночи. Мне никогда еще не было так стыдно. Не помню точно, что говорила, но выложила все на улице – на тротуаре. Времени у меня было мало, меня ждали в кабаре. Я попросила отпустить меня ненадолго, сказала, что причина особенная. Все подумали – «у нее любовное свидание». Это было так и не так. Ханна стояла, прижимая к себе скрипку, и даже не пыталась скрыть изумления. Как же хороша она была… По глазам я поняла, что Жан все ей рассказал.

Я общалась с вашей мамой 21 июня 1972 года, летним днем. В этот же день, пятнадцать лет спустя, умер Жан. Она могла бы попросить меня немедленно убраться, не поверить моим словам. Но Ханна выслушала. Она не судила, потому что была очень сильной и благородной женщиной. Она поняла, какой ужас живет в моей душе, значит, мою жизнь нужно спасать, и безотлагательно. Она взяла меня за руку – да, именно так! – и поклялась помочь. Я почувствовала себя жалкой, ничтожной и унизительно грязной. Но не одинокой. Ханна так любила вашего отца, что принимала все с ним связанное, даже ребенка, которого он сделал другой женщине.

Ночь на 19 января я провела с Жаном Септамбром. Достаточно было прибавить девять месяцев, чтобы получить приблизительную дату вашего появления на свет. Ваша мать написала на бумажке номер телефона, и я пообещала звонить после 19 октября, никак иначе она со мной связаться не могла. «А если ребенок поторопится?» – спросила она. Я покачала головой, уверенная, что малыш останется со мной до положенного срока.

Друзей в кабаре я предупредила: «Меня не будет четыре дня, но, если вы проговоритесь, я могу и не вернуться». Я рисковала. Мой патрон Сэм все докладывал Судковски, но его жена Ариэль прикрыла меня. Я рисковала, потому что другого выхода не было. Сегодня я осознаю, что ваш тайный приход в наш мир сродни чуду.

У меня было четыре месяца, чтобы подготовить вас к разлуке со мной, не говоря об этом вслух. Я сказала себе: «Четыре месяца мы проживем вместе…» Днем я прятала вас под бандажом, а ночью ласкала. Читала стихи, пела песни – очень тихо, чтобы за стенкой не услышали.

В четверг 19 октября 1972 года он сказал, что уезжает на четыре дня, как обычно, побросал вещи в сумку, взял Веру. Сначала я очень боялась, что это спектакль, что кто-то из коллег выдал меня, и сутки не трогалась с места. Не спала. Он не вернулся. 20 октября я позвонила Ханне. Мы встретились на улице Табль-Клодьен, как в первый раз. Я тысячу раз обернулась на пути от дома – проверяла, не идет ли он следом. Жан и Ханна ждали меня в машине. Я думала, они отвезут меня к врачу в Лионе, но мы выехали из города. Жан сказал: «Поедем к моей сестре, она придумает, что делать». Его сестра… Та, что подкармливала меня в школе, уверяя, что ей одной все