Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

на людях свое горе. Она ни с кем не кокетничала и не заводила новых романов, блюдя добровольный траур по Ионосу. Побывав в самых экзотических странах мира (покатавшись на слонах и верблюдах, пообнимавшись с гремучими змеями, поев черепах и всевозможных морских гадов, взобравшись на гору Хорив и поиграв в рулетку), она решила наконец все же окончательно осесть на родине. Возвращаться в Мурманск в очередной раз черной вдовой ей не хотелось, да и что там, в этом Мурманске, с ее капиталами делать? Сыночка подкармливать уже не было необходимости, по ее скромным подсчетам, Ленька давно уже – не в пример папочке – стал миллионером.

Она прилетела в Петербург.

Поселившись в «Европейской», она первым делом позвонила Галине. Трубку взял Алексей. Представившись лучшей маминой подругой и узнав, что Галина придет только к вечеру, она попросила передать, что сегодня же будет у них в гостях, потому что у нее просто коленки трясутся, как она хочет их видеть.

Весь день она гуляла по городу, вспоминая, сколько же лет она здесь не была, и прислушиваясь к своим ощущениям, радуют или наоборот печалят ее городские перемены. Решив (в силу своего природного оптимизма), что все идет к лучшему, она зашла в один из ресторанчиков на Невском. Поудивлявшись ценам, она заказала обед и стала в ожидании блюд с любопытством наблюдать отечественную жизнь за окном.

Интересного было мало. На тротуарах – толпы, на дорогах – пробки. Толпы – в чем-то, в основном черно-сером, машины – в грязном. Вот прямо напротив ее окна встал какой-то безногий инвалид на костылях, одетый в защитную униформу. Сняв шапку, он пристроился спиной к столбу, намереваясь, очевидно, подзаработать на милостыне в таком бойком месте. Погода стояла отвратительная: шел мокрый снег, и спина у бывшего солдата, или кто он там был, быстро замерзла. Он отодвинулся от столба и, стоя на одной ноге, опирался теперь только на костыли. Татьяна когда-то ломала ногу и по опыту знала, что долго на одной ноге не простоишь, мужчина тем не менее стоял так уже минут пятнадцать, и Татьяна видела, как ему тяжело. Время от времени он начинал ходить: три шага налево, три шага направо, потом снова стоял. Милостыню, однако, не подавали, хотя Татьяна зорко следила за милосердием соотечественников. То ли место было неподходящее, то ли народ привык уже к виду убогих, но шапка защитника Родины, если он все-таки был солдатом, оставалась пуста.

«Надо бы пойти и дать ему долларов сто, осчастливить человека», – подумала Татьяна. Но в этот момент ей принесли суп. «Ладно, – сказала себе благотворительница, – буду выходить, тогда и дам».

И суп, и второе, и десерт оказались на удивление вкусными, и она с удовольствием ела и пила, не выпуская из вида своего подопечного нищего. Покончив с обедом и щедро расплатившись с официантом, она, бросив взгляд в окно и убедившись, что одноногий безуспешно крутится на одном месте, зашла в туалет. Приведя себя в порядок и приготовив стодолларовую бумажку, Татьяна не спеша вышла на улицу, предвкушая солдатское счастье.

Но одноногого на месте не оказалось. «Господи, куда же он делся? – подумала Татьяна, шаря глазами по сторонам. – Ведь только что стоял здесь… И как он мог так быстро уйти?»

Осчастливить человечество в лице одноногого не удалось, и она расстроилась. «Спешите делать добро» – была такая пьеса во дни ее беспечной молодости, надо было сразу, как только вошла в сердце мысль, и бежать, и подавать, а не рассиживаться с обедом! Потом она вспомнила Ионоса, который как раз спешил это добро делать, а все равно вышла одна ерунда с поджогом… В этих противоречивых мыслях и настиг ее быстрый, сырой и промозглый петербургский вечер. Татьяна взглянула на часы – пора было ловить такси. И она проголосовала.

За рулем подержанной иномарки сидел немолодой красивый генацвали.

Татьяна приятно улыбнулась и коротко сказала:

– На Таврическую.

– Сколько? – спросил красавец.

– А сколько нужно?

– Сто баксов устроит? – сказал водитель, оценивая ее прикид.

– Да вы что тут, с ума посходили?! – взъелась Татьяна. – Ехать-то всего ничего! Я ж не в Пулково-два прошу!

– Ну тогда дверь закрой с той стороны и топай пешком, – сказал седовласый красавец.

Татьяна чертыхнулась и с силой захлопнула дверцу машины, а генацвали газанул, обдавая водой из лужи ее новенькую шиншиллу. М-да, узнаю тебя, милая родина! Меняется твоя вывеска, но твое хамство вечно. Она плюнула на такси и села в маршрутку.

Через полчаса она уже обнималась с Галиной.

– Ну-ка, ну-ка, повернись… Ты почему волосы не красишь? Теперь я тобой займусь! Немного макияжа и – в глянцевый журнал. На обложку. А я – гламурная девушка – все на себе испробовала, все виды подтяжек – от ляжек и выше. Зато все замеры почти как у Венеры, ой, что-то я стихами на нервной почве… Господи, а это кто? Это что… Алексей?! Боже, вылитый отец!.. Ой, я что-то не то, пардон. Алешенька, я ж тебя во-от такого… ты ж у нас все пеленки-распашонки Ленькины донашивал… До тебя и не дотянуться… наклонись к тетке, я тебя поцелую… Ой, я вам Леньку своего сейчас покажу… – Она распотрошила сумочку и достала из портмоне фотографию сына. – Росточком, правда, не взял, весь в меня, зато ума палата. Уезжала к греку – все ларьки свои на него оставила, чтоб ребенок с голоду не помер, так теперь у него в городе несколько торговых центров, представляешь? Плюс что-то такое крутое, совместное со шведами, я не вникаю. И все время куда-то вкладывает и все расширяет. Я ему говорю: Ленька, да ты уже, поди, богаче меня стал! Смеется. А у вас как в музее… все такое старинное…

– Ты хочешь сказать – старое? – улыбнулась Галина.

– А я обожаю старину. Старые музеи, старые библиотеки… Заходишь – и бац! «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?..» Но, конечно, вековая старина требует вложений. Для, так сказать, поддержания. Ты не возражаешь, если мы немного подреставрируем твой раритет?

– Это как? – опешила Галина. – Что ты имеешь в виду?

– Сделаем евроремонтик… небольшой, а?

– Какой евроремонтик? Ты с ума сошла, у меня и денег нет.

Татьяна внимательно посмотрела ей в глаза и со значением произнесла:

– Тебе и не надо. Надеюсь, ты мне позволишь сделать для тебя эту ерунду?

– Нет, – сказала Галина как можно спокойнее. – Разумеется, не позволю.

– Ну ладно, это потом, – перевела Татьяна стрелки, чтобы не раздражать свою принципиальную подругу.

И принялась расспрашивать Галину о делах, перескакивая от вопросов к сумбурным рассказам о себе, о своих путешествиях, намерениях и планах.

– Во-первых, – делилась она мыслями, – я